Буду с тобой
Шрифт:
– Ну-ну. Так, мамин поезд должен прибыть через две минуты, – объявляю я, посмотрев на часы.
Меня начинает ощутимо потряхивать. Я так нервничаю, что аж тошно становится.
Мы с Платоном узнаём на какой путь прибывает нужный нам поезд и спешим туда.
– Какой вагон? – на ходу уточняет Платон, когда мы уже встречаем прибывающий поезд.
– Пятый, а нумерация с хвоста, – отвечаю я и торможу.
Мимо нас уже медленно проплывает седьмой вагон и поезд останавливается напротив нас как раз с пятым. Только проводник
– Доча! – смеётся мама и вот я уже в её объятиях, целуемся, радуемся.
А от неё так пахнет родным краем, домом и детством, что я ещё пуще начинаю рыдать. Пока заливаемся с мамочкой крокодильим слезами Платон успевает спустить неподъёмные мамины сумки и найти себе помощника.
– Дамы, за нами! – командует Платон и идёт к переходу, подхватив одну из сумок.
– Какой он у тебя, – с улыбкой одобряет мама и ещё раз целует меня в щёку.
Шмыгнув носом, я утираю щёки от слёз и повисаю у мамы на руке, и мы бредём с ней к переходу, так же медленно, как отъезжает поезд, на котором она приехала.
Платон рассчитывается с помощником, грузит сумки в багажник и мы садимся в машину. Я с мамой на заднем еду в обнимку и уже заранее за душу берёт тоска. Мама здесь всего на три дня если не считать сегодняшний вечер, а потом снова не увидимся чёрт знает сколько.
– Мамуль, я с тобой сейчас в гостиницу, поужинаем вместе, а потом ты отдохнёшь. А с родителями Платона завтра встретимся. Познакомитесь.
– Хорошо. Но, может быть, всё же не стоит гостиницу? Это же всё так дорого. Я могу на кухне спать, если места нет. Матрас надувной можно купить, они не должны быть дорогими. Всяко дешевле гостиницы, – говорит мама с переживанием о наших финансах, но спонсор за рулём лишь улыбается.
– Вероника Марковна, место есть. Пятикомнатная квартира у нас, но вам будет лучше в гостинице.
– Ого, а ты не говорила, – мама испуганно посмотрела на меня, видимо, однушка у неё в памяти осталась от Белова.
– Как-то к слову не пришлось, – оправдываюсь я.
– В своём номере будете сами себе хозяйка, готовить не надо, у вас завтрак на все дни оплачен. С обедом и ужином решим. Лучше с Улей подольше пообщаетесь.
– Спасибо большое, Платон! И всё равно неудобно мне! У вас же траты такие, свадьба всё же.
– Перестаньте, жаль, что вы на три дня всего к нам смогли приехать. Перебирались бы насовсем. Можно квартиру организовать.
– Ой! Что вы! У меня хозяйство, могилы, никуда я не переду. Даже не уговаривайте! Сами приезжайте на сколько хотите, внуки будут, и их привозите, но сюда не перееду! – твёрдо сказала мама, махнув рукой.
– Ясно, ясно, – соглашается Платон с неким одобрением.
– Мамуля! – протянула я и ещё крепче обняла свою маму, на что была поцелована в макушку.
– Кстати! А чего это ты без шапки?! – возмутилась тут же родительница.
– Вот, скажите ей, а то я устал говорить. Капюшон даже не накидывает.
– Я на улице в общей сложности успеваю побыть в день минут десять, а в машине мне в шапке жарко, потом причёска жуть! А вот сам то? Мама, ну а он что?
– А что я? – удивляется Платон, проверяя в зеркале наличие кепки на его голове.
– Уши голые!
– Это да. Отит может быть, – замечает мама.
– Вот! А у меня уши волосы прикрывают, а ты свои морозишь!
За обсуждением и в споре о головных уборах мы добираемся до гостиницы, и Платон выходит помочь маме с сумками.
– Какая здесь с вашими вещами? – спрашивает он, открыв багажник.
– Никакой, тут только гостинцы, все вещи у меня здесь! – мама гордо демонстрирует свою дамскую сумку, прижимая её к груди вместительную драгоценность.
– Ну вы даёте! Куда столько?
– Не переживай Платон, Уля всё съест, ещё родителей своих угостишь. Не пропадёт! Там мёд, сыр, соленья, всё своё домашнее. Домой вези!
– А компот? Вишнёвый, нет? – уточняю я с тоской, готовая залезть в каждую сумку и лично убедиться в его наличии.
Мама смеётся, и сама достаёт из сумки трёхлитровую банку с заветными ягодками, передаёт её мне.
– Ну, мы пошли? – спрашиваю у Платона, и он кивает.
– Позвонишь, я тебя заберу. До завтра, Вероника Марковна.
– До завтра, Платон! Спасибо большое!
Немного бумажной волокиты, проверки документов и регистрации в гостиничном комплексе, и мы с мамой поднимаемся на второй этаж.
– Вот, номер двести десять.
– Глупость какая, зачем двести? Ведь здесь же нет такого количества комнат, – ворчит мама.
– Не знаю, заходи скорей! А у тебя открывашка есть? – интересуюсь я, проходя в номер с заветной банкой, аж во рту пересохло, как хочу попить прямо из банки, да так, чтобы дыхание перехватило.
– Есть! – мамуля снова хлопает свою сумку и даже не разувшись, начинает поиски.
Я за это время успеваю разуться и повесить пуховик в шкаф.
– Держи, сластёна! – с этими словами мамуля передаёт мне открывашку с ручкой, расписанной под хохлому.
– Надо же, – с улыбкой я кручу в руках эту открывашку, привезённую из родного дома, и разглядываю золотисто-красный узор знакомый с детства до мельчайших деталей.
– Хочешь, себе оставь, – предлагает мама.
– А ты же как?
– Подумаешь, в поезд я другую куплю. Да и дома ещё такая же есть. У нас с твоим отцом так смешно получилось, – начинает рассказывать мама, обводя взглядом обстановку номера. – Мы тогда купили с ним открывашку, я прибрала и забыла, где она. Искали, искали, не нашли. Ну отец твой купил ещё одну, домой принёс и та нашлась в этот же день. На печке укатилась в дальний угол. Вот так. Домой приеду и достану. У тебя такая и у меня такая.