Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938
Шрифт:
«Чувствую свою беспомощность, — начал он, — перед адской машиной, которая, пользуясь, вероятно, методами средневековья, обладает исполинской силой, фабрикует организованную клевету, действует смело и уверенно…» Сталинский НКВД, продолжал он, это «переродившаяся организация безыдейных, разложившихся, хорошо обеспеченных чиновников, которые, пользуясь былым авторитетом ЧК, в угоду болезненной подозрительности Сталина… любого члена ЦК, любого члена партии эти „чудодейственные органы“ могут стереть в порошок, превратить в предателя, террориста, шпиона».
Бухарин заявил о своей полной невиновности и писал, что называть его «врагом революции и агентом капитализма — все равно как обнаружить, что последний царь, всю свою жизнь посвятил борьбе с капитализмом и монархией, борьбе за осуществление пролетарской революции». Он обращался к будущему поколению руководителей партии,
…на исторической миссии которых лежит обязанность распутать чудовищный клубок преступлений, которые в эти страшные дни становятся все грандиознее, разгораются, как пламя, и душат партию… В эти, может быть, последние дни своей жизни, я уверен, что фильтр истории, рано или поздно, неизбежно смоет грязь с моей головы… Прошу новое, молодое и честное поколение руководителей партии зачитать мое письмо на Пленуме ЦК, оправдать и восстановить меня в партии. Знайте, товарищи, что на том знамени, которое вы понесете победоносным шествием к коммунизму, есть и моя капля крови {1508} [38] .
38
В 1988 г. письмо Бухарина «Будущему поколению руководителей партии» было полностью опубликовано в ряде советских журналов и газет.
Когда Пленум ЦК возобновил работу, Бухарин зачитал гневное, эмоциональное заявление от своего имени и от имени Рыкова. Согласно ходившему по Москве тексту, большая часть которого подтверждается другими источниками, Бухарин согласился с тем, что «чудовищный заговор» существует, только возглавляют его Сталин и Ежов, стремящиеся к установлению личной диктатуры, основанной на полицейской власти «над партией и страной… Вот почему нас надо уничтожить». Обращаясь к Сталину, он утверждал: «Политическим терроризмом и пытками невиданного еще масштаба вы заставили старых членов партии дать „показания“… У вас в распоряжении толпа платных доносчиков… Вам нужна кровь Бухарина и Рыкова, чтобы совершить переворот, который вы давно уже планируете…»
Настаивая на том, что речь идет не о его собственной участи, а о судьбе страны, Бухарин призывал членов ЦК «вернуться к ленинским традициям и призвать к порядку полицейских заговорщиков, прикрывающихся авторитетом партии. Страной сегодня правит не партия, а НКВД. Переворот готовят не сторонники Бухарина, а НКВД» {1509}.
Когда он потребовал расследования действий НКВД, Сталин бросил: «Ну вот мы тебя туда пошлем, ты и посмотришь» {1510}.
Выбор был ясен, и тут от имени противников террора выступил кандидат в члены Политбюро Постышев: «Лично я не могу поверить, что… честный член партии, прошедший долгий путь непреклонной борьбы с врагом, за партию, за социализм, может оказаться теперь в стане врага. Не могу в это поверить…» Здесь, как говорят, Сталин прервал его таким угрожающим тоном, что решимость Постышева поколебалась; он и другие ораторы — его единомышленники пошли на попятную, начали пересматривать свои взгляды (хотя так поступили, очевидно, не все они), и Сталин, увидев, что перевес на его стороне, перешел к своей знакомой тактике: изображая нейтралитет, он предоставил нападать на Бухарина и Рыкова своим подручным по террору и назначил для решения их судьбы комиссию, где заправляли те же самые его приверженцы {1511}.
Комиссия сообщила свое заключение на заседании, состоявшемся 27 февраля: «Арестовать, судить, расстрелять». Оно было утверждено большинством ЦК, 70 % которого сами погибли в ближайшие месяцы. Бухарина и Рыкова арестовали на месте и отвезли на Лубянку {1512}. Тринадцать месяцев спустя они появились в качестве главных обвиняемых на последнем и важнейшем из московских показательных процессов.
История подчас помнит своих главных актеров не за то, за что следовало бы. В течение многих лет после смерти Бухарина он ассоциировался в западном политическом сознании не с его ролью в большевистской партии и не с тем, что он представлял в советской истории, а почти исключительно с показательным процессом 1938 г.
Жуткая притягательная сила, которой обладало зрелище очернения одного из виднейших основателей Советской республики и его гибели как ее «заклятого врага», вполне понятна. Это впечатление, однако, еще больше укреплялось господствующим заблуждением, будто Бухарин с готовностью сознался в чудовищных немыслимых преступлениях, чтобы отречься от своих собственных взглядов, искренне покаяться в своем противоборстве сталинизму и таким образом выполнить «последнее поручение» партии и поддержать миф о ее непогрешимости. Эта точка зрения проистекала из неверного толкования поведения Бухарина на процессе и приобрела популярность после опубликования в 1940 г. знаменитого романа Артура Кестлера «Слепящая тьма». Вымышленный герой романа Рубашов, старый большевик, сделавшийся жертвой чисток и списанный в большой степени с Бухарина, поддается уговорам следователя (и своим собственным) о необходимости признаться и тем самым выполнить свое «последнее партийное поручение». В основном благодаря художественной силе кестлеровской книги, этот образ Бухарина — Рубашова как кающегося большевика и потерпевшего нравственный крах интеллигента господствовал на протяжении двух поколений {1513} [39] . В действительности же, как некоторые понимали в то время и как в конце концов поняли многие другие, Бухарин не сознался в предъявленных ему обвинениях {1514} .
39
Роман Артура Кестлера опубликован в журнале «Нева» (1988, № 7, 8). Несомненно, что образ Рубашова является собирательным, а не «списанным в большой степени с Бухарина».
Его поведение в зале суда следует толковать в свете политического значения самого процесса и тяжелых решений, которые стояли перед ним во время годичного следствия. Тянувшаяся одиннадцать дней пародия на правосудие в каком-то смысле представляла собой всего-навсего расширенный вариант двух предыдущих процессов. Суд начался 2 марта 1938 г. в изысканно убранном Октябрьском зале Дома Союзов, бывшего Благородного собрания, в присутствии состоявшей из трех человек военной коллегии Верховного суда Союза ССР. На нем опять заправляли, в качестве председательствующего и прокурора, одиозные юридические оформители сталинского террора Ульрих и Вышинский. Кроме Бухарина и Рыкова, на скамье подсудимых сидели 19 обвиняемых, в том числе смещенный глава органов госбезопасности Ягода, видные большевики и бывшие троцкисты Н. Крестинский и X. Раковский, пять наркомов и «капитанов» индустрии, не замешанных ни в каких оппозициях, и трое руководителей республиканского и государственного масштаба. Остальные к политическим фигурам не относились и якобы служили орудием главных заговорщиков: агроном, профсоюзный работник, служивший ранее в Берлине, личные секретари Ягоды и покойных Горького и Куйбышева, а также три престарелых кремлевских доктора. Показания их были вырваны под пыткой и подогнаны под совершенно фантастическое обвинительное заключение. Снова все было хорошо отрепетировано, в том числе и поведение примерно трехсот зрителей, состоявших, за исключением иностранных корреспондентов и нескольких иностранных дипломатов, в основном из работников госбезопасности, изображавших возмущенных граждан {1515}.
С точки зрения масштаба и политической значимости, все-таки этот процесс существенно отличался от предыдущих. Согласно обвинительному заключению, составленному под личным наблюдением Сталина, который затем следил за ходом процесса из-за занавешенного окошечка над залом {1516}, подсудимые участвовали в разветвленном преступном заговоре, охватывающем буквально всех бывших и нынешних оппозиционеров или хоть в чем-то отклонившихся от официальной линии большевиков. Главарями его являлись правые большевики, возглавляемые Бухариным, и левые большевики, направляемые из-за границы высланным Троцким. Такая идея сваливания в одну кучу большевиков всех оттенков и подсказала официальное название процесса: «Дело антисоветского, право-троцкистского блока». Согласно обвинительному заключению, подсудимые несли ответственность не только за всевозможные террористические и диверсионные акты и шпионаж, в которых они обвинялись на прошлых процессах, но и за еще более чудовищные преступления, включавшие увенчавшийся успехом заговор с целью убийства, в частности Куйбышева и Горького, и безуспешные планы покушения на Сталина и «его замечательных соратников», подрыв безопасности Советского Союза и открытие границ страны для Германии и Японии, передача части советской территории различным иностранным державам, экономический саботаж и восстановление капитализма.
Отдельные пункты обвинительного заключения преследовали различные цели. Некоторые приписывали соперникам Сталина преступления, в которых подозревали его самого, например убийство Кирова. Другие были явно сфабрикованы для того, чтобы свалить на других грандиозные провалы сталинского руководства после 1929 г., как, например, обвинение в том, что Бухарин и другие подсудимые организовывали «кулацкие восстания» и травили скот во время коллективизации, а также сговорились оставить население городов без товаров, в числе прочего приказав своим агентам подмешивать битое стекло в пищевые продукты {1517}. Однако общей целью этих обвинений и самого процесса была дискредитация и осуждение на веки вечные всех антисталинских идей и всего старого большевистского руководства, исключая Сталина (и, скрепя сердце, Ленина), как «зловонной кучи человеческих отбросов», то есть, по сути дела, мрачная коронация Сталина и сталинизма. Сталинские слова по поводу ареста Бухарина в 1937 г. сделались (устами его резонера — прокурора Вышинского) политическим обвинением на этом процессе: