Букет для хозяйки
Шрифт:
– Дальше я доберусь сам, - говорит он решительно.
– Пройдусь пешёчком, здесь недалеко. Заодно согреюсь.
– И он уходит, не оборачиваясь. Шаг его лёгок, упруг, с пятки на носок. Руками не размахивает, засунув их в косые карманы добротной светлой дублёнки.
Хяркинен садится за руль, Андрей усаживается рядом. Алекс забирает-ся на заднее сидение и наклоняется вперёд, чтобы переводить. В машине те-пло и уютно. Хяркинен застёгивается привязным ремнём, показывает Анд-рею, чтобы тот тоже пристегнулся. И говорит под перевод Алекса:
– У нас это очень строго. Das ist gut, - добавляет он по-немецки. И щу-рит в улыбке глаза за очками без оправы.
Машина заводится с пол-оборота, не капризничает. Хорошая машина, шведская. Чуть проседает, трогаясь с места. И устремляется на север. Ойва прекрасно водит машину, и она относится к нему с уважением как к мастеру, не дёргается, не рычит, тормозит мягко, плавно. Андрей разглядывает через лобовое стекло чистый, праздничный, весёлый европейский город, где ему предстоит прожить короткий, но один из самых странных периодов в своей жизни. Его удивляет яркая освещённость улиц (хотя уже рассвело), удобное расположение и яркость светофоров, множество чётких, понятных дорожных знаков. Всё понятно даже для глупого тупицы.
– Мы едем по центральной улице Хельсинки. Называется Проспект Маннергейма, - комментирует Ойва Хяркинен.
– Вот справа, чуть внизу, большое белое здание. Это дворец "Финляндия". Здесь летом 1975 года со-стоялось знаменитое совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе. Здесь была принята "Хельсинская декларация".
– Которую правительства многих стран стараются забыть, - вставляет Андрей Соколов авторитетным тоном знатока международной политики.
– Увы!
– произносит Ойва и хмурится.
– А вон там залив Тёёлё. Видите, фонтан бьёт прямо из воды. В Хельсинки много фонтанов. Некоторые гости называют Финляндию страной озёр и фонтанов. Скоро мы свернём и подъе-дем прямо к зданию нашей фирмы.
– Вот как, - говорит Андрей, изобразив на лице работу глубокой мысли.
– Das ist interessant (это интересно).
– Чьють-чьють, - смеётся Ойва.
Небо быстро потемнело, будто на город опустилась глубокая ночь. Но ещё только середина дня. Север. Темнеет рано. Но всё весело освещено праздничным электрическим светом. Андрей думал, что освещены так ярко только центральные улицы. Но оказалось, что это не так. Освещено всё: и центральные, и второстепенные, и переулки, и парки, и территории возле домов. Будто праздник какой-нибудь. Машина подкатила к зданию фирмы "Лемминкяйнен". На вознесённом на крышу рекламном щите высвеченный фирменный знак знаменитой строительной компании: силуэт человека, твёрдо стоящего на ногах, держащего на плечах коромысло с двумя вёдра-ми, из которых выбивается пламя. Рисунок пламени, ясное дело.
– Что такое Лемминкяйнен?
– интересуется Андрей.
– Лемминкяйнен, - переводит Алекс, - это герой финского эпоса.
Дальше расспрашивать Андрей считает неосторожным, догадываясь, как эпос может далеко завести любознательных.
К основному зданию примыкает гостиница, принадлежащая фирме "Лемминкяйнен". Там для Андрея Соколова заказан одноместный номер. Он такой же узкий и тесный, как купе поезда, в котором Андрей ехал ещё се-годня ночью. Ойва прощается и уходит. Андрей так устал от впечатлений, что заваливается без задних ног, не раздеваясь. Спит без просыпаний и без сно-видений. Утром просыпается, голова тяжёлая, будто свинцовая. Принимает горячий душ, бреется, разглядывая себя в зеркале, корча уморительные ро-жи. Взгляд вполне осмысленный, как и положено начальнику главка.
VI
Андрей спускается в ресторан. Там, как в большинстве заграничных гостиниц, завтрак - шведский стол. Наивно думать, что это бесплатно, всё включается в стоимость проживания. Во всяком случае, владельцы ресторана не в убытке. Андрей уверен, что за него платит фирма. И думает с некоторой тревогою: пока в гостинице, это хорошо. А что будет потом?
Он берёт поднос с тарелками, обходит прилавки, накладывает в тарел-ки всего, что ему хочется попробовать. Столько, сколько, как ему кажется, он способен съесть. Всё необычно, всё возбуждает жадный интерес. Удивляет количество и разнообразие закусок из сельди. Андрей набирает разных на пробу. Некоторые из них, как потом он убеждается, для него непривычны. Но вкусно необычайно. Некоторые откровенно сладкие, с восхитительным запахом маринада. Листки сыра пресные, каждый упакован в тонкую, полупрозрачную бумагу. Чуть влажную. Сыр мягкий, пластичный, при желании его можно сложить, как лист бумаги, или свернуть в трубочку. И смотреть через эту трубочку, как в подзорную трубу на луну. Андрей накладывает в тарелку несколько лоскутков, потому что любит сыр. И улыбается, вспомнив эпиграмму Козьмы Пруткова: "Вы любите ли сыр, спросили раз ханжу. Люблю, сказал ханжа, я вкус в нём нахожу". Возникает озорная мысль, нельзя ли незаметно спереть пару кусочков. На потом. Очень удобно сунуть в карман пиджака. Вряд ли кто заметит. Надо попытаться, опыт может пригодиться на будущее. Удобно для завтрака, когда кончится гостиничный рай.
Каждый кусочек сливочного масла (или маргарина для тех, кто надеет-ся, что можно похудеть, заменив масло на маргарин), каждый кусочек сахара имеет отдельную обёртку. Для озорного воровства это вообще мечта. Этого добра Андрей набирает, не скупясь, замыслив с замиранием сердца свой первый в жизни продовольственный грабёж. Озирается по сторонам, никто на него не обращает внимания. Андрей трусливо смелеет.
Хлеб свежайший. Разнообразной выпечки. И пахнет изумительно. Ломти нарезаны на машине, которую Андрей мысленно называет "гильотиной". Тонко нарезанные на такой же машине листки колбасы. Влажные, без жира. В России такая колбаса называется "докторской", но там она практически без запаха. А здесь вкусно пахнет. Андрей берёт два кусочка, понимая с сожалением, что колбасу спереть не получится. По соображениям гигиены.
Чай в пакетиках. На ниточке, завершающейся маленькой тонкой бу-мажкой, на которой типографским способом красочно напечатан сорт чая и страна его происхождения. За эту бумажку можно ухватиться двумями пер-стами, чтобы вытащить пакетик из чашки с кипятком, когда чай заварится и отдаст свой аромат и золотисто-коричневый цвет горячей воде. Кофе, к со-жалению, без пакетиков. Оно уже сварено в варочной машине. Его можно наливать в чашку, подставив её под сосок краника и нажав пальцем на соот-ветствующую кнопку. Придётся дома обходиться без кофе, для воровства он совершенно не приспособлен. Выручит чай.
Котёл с овсяной кашей (овсянка, сэр!) Андрей минует без задержки и продвигается в трём корзинам с яйцами. На каждой корзине табличка с ука-занием времени варения лежащих в ней яиц: 1 минута, 2 минуты, пять ми-нут. Кому нравятся крутые, кому сопливые всмятку, кому - в мешочек. На любой вкус. Яйца всегда горячие. Как осуществляется их подогрев в корзинах - загадка. Почище чем "бином Ньютона". Рядом витые рюмочки для вставления в них яиц. Андрей раздумывает: взять не взять? Но проходит мимо, не хочется возиться с отколупыванием скорлупы.
А вот и сосиски! Они лежат грудой в кастрюле-котле, которая погруже-на в горячую воду, чтобы сосиски всегда были в меру горячие. Ах, какие это были сосиски! Они лопаются, когда к ним прикасаешься зубами, хруптят, ко-гда их ешь, пахнут и брызжут соком. Как когда-то наши, русские, довоенные. Их берут щипцами, похожими на пинцет с лопаточками на конце. Андрей на-кладывает в свою тарелку от жадности аппетита четыре штуки. Проходит дальше. Наливает из высокого картонного коробчатого пакета стакан апель-синового сока. Странно, но он тоже пахнет свежестью природы.