Буковый лес
Шрифт:
Линда с тоской выглядывает в окно и тянет время.
Вальдемар вставляет ключ в зажигание, включает радио и… Фруктовая улица залилась музыкой из знаменитого фильма со стриптизом «Девять с половиной недель». Гимн женской красоте тёк сочной рекой по мостовой, отражаясь от толстых каменных заборов, возвращаясь в слушателя, будя тем самым красивые инстинкты и пробуждая желания…
И опять – ни одни ворота не открылись, ни одна форточка не распахнулась, чтоб взглянуть что же это там у соседа делается. Может там свадьба чья-то? Женихи бегают в галстуках и с розами в петлицах, невесты разные, или ещё чего поинтересней. Ладно в статуте жирными буквами прописано – «донька не ходить гуляти, адже на це не висточа часу», но должна эта семья
Таня с Иннеской перебирают ногами. Зябко поутру. Линды всё нет. Камеры ждут. Всё всерьёз, правда придётся мыть, козлячий дых!
Так, как вырядилась Линда для «автопомойки», наверное всё-таки заставило соседей прильнуть к окнам, при этом поставить ноги на «раскорячку», чтоб центр тяжести опустить к земле и стать устойчивей.
Чёрные в облипочку лосины подчёркивают выдающийся Линдин зад. Такие телеса мог в своё время изобразить со знанием дела исключительно великий Рембрант. У Линды влажные, как говорят греки – «секси» волосы, беспорядочно разбросаны по плечам. По ним стекают капли воды прямо на её архитектурные излишества и это, в общемировом понятии, создаёт ощущение «чистоты» и «плотских соблазнов». Белые ботфорты на высокой платформе прикрывают колени. Глаза закрыты от солнца тёмными солнечными очками, или не от солнца, оно пока не появилось, а чтоб самой не заржать в голос. Всё это великолепие довершает лёгкая, почти прозрачная кофточка с пуговичками, затянутая на поясе и дающая полную свободу огромному, как в немецких порно фильмах высокому бюсту. Конечно, если надеть чёрный свободный свитерочек, то какой там у Линды размер верхнего плечевого пояса вовсе не заметно, но если захотеть показать, да ещё снизу в лифчик подложить две пары скрученных колготок, то очень даже и заметно.
Линда вдруг вспомнила, что как-то смотрела фильм про американскую мойку машин. Почти обнажённые девицы елозили вдоль корпуса и окон автомобилей, размазывая жидкое мыло по, при этом смачно водили упругими ягодицами по выхлопной трубе и другим выпуклостям. В кино рассказывали, это очень дорогие «автопомойки», и мужчины туда ездят исключительно посмотреть на голые телеса, прижатые к стеклам, потому что на самом деле голые телеса моют машины очень некачественно. И чего бы Линде самой не показать мастер-класс, если есть чего показывать?! Машину она вымоет тоже хреново, потому что просто не умеет её мыть. Всё равно за прогулку на танке и щёлканье лямками от лифчика придётся отвечать перед мужем и всей его иудейской роднёй из прекрасного Лейпцига, стало быть – никакой разницы нет за что отвечать, только за танк, или ещё и за «помойку».
Линда под музыку высокого назначения, поднимая колени в сапогах к животу, торжественно, с видом заправской стриптизёрши, нарезала два круга вокруг припаркованного «Лексуса», то водя по нему пальчиком, то отклячивая свой фигурный зад, то, заточённый в латекс, перёд. Потом, набрав обороты, начала вытворять такое, от которого Таня совсем запамятовала, что изначально сие мероприятия на бумажке в программе дня значилось под банальным грифом «мытьё машины». Забыв, что на ней тёмные очки, Линда закатывала глаза, ложилась животом на капот, вихляла, готовыми лопнуть на крупном заду лосинами, томно водила тряпкой сверху вниз и ни разу снизу вверх. Ей почему-то казалось, что так сексуальней.
Камеры не могли выразить чувств! Живой звук шёл с микрофонов, прикреплённых к ней и Вальдемару. Он стоял совершенно ошарашенный, действительно не зная, а что теперь делать ему? То ли разыграть для камер сцену «увещевания», мол: «Как смела ты, жена моя, мать моих детей?!», то ли подыграть и тоже устроить приват-танец?
Музыка всё не прекращалась. Не радио это, что ли? Специально на реверс включили? Кто теперь знает. Уже танцевать надоело.
Сделав очередной круг, Линда дошла до выхлопной трубы. Она снова повиляла задом, то приседая, то вставая с корточек на прямых ногах, потирая переднюю часть голени пальцами в огромных садовых перчатках, потом, как бы дойдя до кульминации, двумя резкими движениями сдёрнула с себя резиновые перчатки, сперва одну, потом вторую и эти перчатки сошли с рук так вызывающе, как иногда не сползают дорогое нижнее бельё…
Телевизионщики выли в голос. Они, видно, решили, что потом на посторонние звуки наложат музыку.
Линда обнажёнными руками взялась за выхлопную трубу, выставив напоказ свои тонкие голые кисти с длинными, нервными пальцами врача-стоматолога, а пальцы стоматолога умели работать…
«Зрительный зал» замер в ожидании, словно выхлопная труба на самом деле должна была чем то выхлопнуть, забрызгав всех.
Наконец свершилось чудо, и музыка закончилась.
– Браво-о-о!
Они не выдержали! Они целовали Линду, забыв выключить камеры…
– Спасибо вам! – Серёжа-дальний план – впервые за всё время съёмок с ней заговорил, – Спасибо за удовольствие с вами работать. Я каждый день просыпаюсь и бегу на работу с огромной радостью, потому, что общение с вами бесценно. Вы – Жванецкий, Задорнов и Мерлин Монро в одном лице.
– Ха-ха-ха! Два против одного! Значит во мне две трети мужского? При-ико-о-о-льно-о…
Линда отшучивалась, пытаясь скрыть смущение и радость.
«Ого! Неужели, правда?! Вот я жила, жила и могла не услышать никогда таких слов в свой адрес. Даже если врёт и вовсе так не думает, всё равно приятно!»
– Что ты, Серёжа! Это тебе спасибо за терпение! – Подчинившись какому-то внезапно налетевшему порыву нежности, Линда сама обняла его.
Линда не заметила, с какого именно времени съёмочная группа стала относиться к ней по другому. Они теперь всё время благодарили, делали комплименты, хвалили, обнадёживали, поощряли, были к ней внимательны, она постоянно ощущала их поддержку, иной раз даже дружеское сочувствие. Когда по сценарию попадались в не совсем привычные ситуации, Линда видела, на сколько вся съёмочная группа переживает за неё и желает поскорее благополучно выпутаться. Они волновались за неё, помогали, старались всё время подчеркнуть свои симпатии. Линда была безумно рада, что нашла себе новых друзей на всю жизнь!
Мытьё машины закончилось. Можно идти переодеваться. Ой, а сапоги совсем промокли. Придётся весь день ходить в новых кроссовках.
Линда, аккуратно перепрыгивая через лужи, идёт к дому по узкой тропинке мимо деревянного забора.
– Эй, ты! Грека, или как тебя там? – Мерзкий шепот ползёт не понятно откуда.
«Ничего себе! Это мне?! Это про меня?!» – Линда думает, ей померещилось. Она вся вымокла и очень, очень хочет поскорее попасть в дом.
– Я здесь! Сюда смотри! Да не туда! Наоборот влево, в сторону задней калитки!
– Кто тут? – Линда тоже понизила голос. Она в недоумении вертела головой, стараясь понять, откуда её зовут.
– Говорю – смотри в сторону забора, я сейчас отодвину доску и увидишь.
«Караул! Как в лучших традициях детективного кино. Кто там лезет то?!»
– Ниже смотри. В дырочку… Тута я, – голос всё ближе, всё противней.
Линда немного пригибается, чтоб обнаружить источник звуковых колебаний и чуть до пояса не проваливается в говорящий рот. Судя по помаде с катышками цвета французского «Бордо», это женщина.