Булавин (СИ, ч.1-2)
Шрифт:
– Ляхи! Подъем!
Вниз опустилась шаткая деревянная лесенка, связанная из толстых гибких прутьев, и Ковальский с Кранцем быстро поднялись наверх. Здесь они огляделись и увидели, что огороженный высоким забором барачный лагерь опустел, и кроме охраны в нем осталось с полсотни крепких мужичков из пленных, которые кучкой жмутся поближе к воротам. Шляхтич и наемник переглянулись, но при казаках ничего обсуждать не стали, тем более что охранник, за спиной которого стояло еще три донца, поторопил их:
– Вперед! К крайнему бараку!
Ковальский и Кранц послушно направились в указанном направлении,
Позади пара плечистых казаков, а перед ними три стола, один по центру и два по бокам, за которыми сидели люди, от которых зависела их дальнейшая судьба. Всего, казаков за столами было пятеро. Все они были достаточно молоды, не старше двадцати пяти лет, и чем-то неуловимо походили один на другого. Расслабленные и обманчиво спокойные, но в то же самое время постоянно готовые к бою.
"У-у-у, волки, - подумал шляхтич, - особенно Никифор Булавин".
Ковальский посмотрел прямо в глаза молодого атамана, который находился напротив него, а тот, усмехнулся, провел правой ладонью по подбородку, который был покрыт небольшой черной бородкой, и весело спросил его:
– Как челюсть, пан Тадеуш, зубы не шатаются?
– Нет, - Ковальский отвел взгляд, и сам задал вопрос: - Откуда знаешь, как меня зовут?
– Люди, кто с вами в обозе от Брацлава шел, все что знали, рассказали. Так что кое-что про вас уже известно.
– Какую участь ты нам уготовил?
– Пока не решил. Сейчас пообщаемся и определимся. Вы как, к разговору готовы или в зиндан вернетесь?
– Готовы, - ответил Кранц.
– Можно и поговорить, - добавил Ковальский.
– Вот и правильно, панове, - Никифор откинулся на спинку кресла, в котором сидел, скрестил перед собой пальцы рук и, помедлив, продолжил: - Итак, для вас есть два пути. Первый, вы посылаете меня далеко-далеко, и завтра с утра отправляетесь в темные шахты рубить уголек. И второй, вы даете мне слово не бежать и не бунтовать. Я вам поверю, и через полчаса, вместе с группой ваших сородичей вы пойдете на Кавказ, где будете должны заслужить себе свободу.
– И что на Кавказе?
– живо заинтересовался немец.
– Как всегда, война, - атаман поморщился.
– А деньги платить будут?
– Нет, но половину захваченной в боях добычи оставят. При этом, во вне служебное время, будете иметь полную свободу передвижений.
– И сколько придется служить?
– Пять лет, а потом, можете вернуться на родину, если захотите, конечно.
Пленники примолкли, снова переглянулись, и в разговор вернулся Ковальский:
– Допустим, что мы согласимся с твоим предложением и дадим слово, а сами потом сбежим...
– Куда?
– Никифор прервал его речь и, оглянувшись на своих товарищей, вместе с ними заразительно и весело засмеялся.
– До Терека пойдете на общих основаниях, без оружия и под охраной, а потом, бегите, если желание имеется, только далеко вы не уйдете. Не горцы поймают, так терские казаки, не персы с турками, так астраханцы с черкесами, или татары
Ковальский и Кранц задумались, задали атаману еще несколько вопросов и, посовещавшись между собой, приняли предложение Никифора Булавина. Понятно, что впереди нелегкая служба под присмотром вчерашних врагов, но этот вариант для воинов выглядел гораздо привлекательней угольной шахты и кирки с тележкой.
– Даем слово чести, - почти в такт один другому, сказали пленные воины, - что с сего дня и часа, мы обязуемся пять лет верно служить Войску Донскому как вспомогательные жолнеры, и защищать мирных переселенцев на Кавказ.
Булавин удовлетворенно кивнул и, прежде чем наемник и шляхтич покинули барак, он обратился к Ковальскому:
– Раз такое дело, и мы с вами сговорились, пан Тадеуш, то ты назначаешься временным командиром первого отряда вспомогательных войск, который направляется из этого лагеря на побережье Каспийского моря.
– А я?
Подал голос Густав Кранц.
– А ты, Шварцнегер, елки-палки, - атаман улыбнулся, - так и быть, его заместитель.
Бывшие пленные, а ныне командиры вспомогательного отряда, вышли наружу, и спустя пятнадцать минут, вместе с небольшим обозом, во главе отряда из шестидесяти человек, покинули лагерь для перемещенных лиц и двинулись на восток. Охрана у поляков, литовцев и наемников была символическая, всего пять конных казаков. Однако сбежать из них никто не пытался, ибо каждому уже успели объяснить, что за побег одного человека, головами поплатится его десяток, а за командира и заместителя наказание понесет весь отряд.
Река Куго-Ея. 27.12.1711.
Эта история началась утром двадцать четвертого декабря. За пару дней до этого мы с женушкой, по чистому первому снегу, приехали в Булавинск, где должна была состояться свадьба Михайлы Кобылина на хорошей девушке из одной уважаемой староверской общины, ныне проживающей на берегах Дона. Под это дело комендант крепости пригласил гостей, съехались наши ватажники, и мы даже попа из Черкасска заказали. Все чин чином, провели обряд, покатались по степи на санях, во дворе крепости накрыли столы, вокруг поставили переносные печи-жаровни и давай гулять, да так знатно и весело, что все довольны остались.
Разошлись заполночь, а когда отошли после ночной попойки, которую мы все вместе, гости и ватажники, собирались продолжить за вновь накрытыми столами, в крепость влетели три конных казака. Одного из них я знал, десятник Евграф Аверин, мужчина серьезный и авторитетный, лет десять назад потерявший во время налета закубанцев всю свою семью, и оттого зацикленный на мести ногайцам, и постоянно находящийся на пограничье. Понятно, что такой человек не на свадьбу заехал, а по какому-то важному для него делу. Но праздник есть праздник, и мы встретили его как положено. Только он появился на дворе и вместе со своими казаками прошел между жарких печей-времянок к столам, так сразу же получил в руки кубок с вином.