Булавин (СИ, ч.1-2)
Шрифт:
– Ясно. Что умеете делать?
– Я учеником ювелира был, а Мария знатно гобелены вышивает.
– Ты как свое дело знаешь, хорошо, или так, шалай-валай?
– До мастера не дотягиваю, конечно, но это оттого, что опыта не хватает, а так-то, все, что мой учитель умел, то и я умею.
– Туда идите, - я махнул рукой себе за спину, - там вас встретят.
Парень с девчонкой обошли стол, и вышли через черный ход, а Иван поднял на меня взгляд, и спросил:
– К себе забираем?
– Да. Паренек вроде бы ничего, сообразительный и боевитый,
– Так их никуда не записывать?
– Не надо. Кто точно знает, сколько людей в обозе прибыло? Никто, даже сам его начальник и командир конвоя, так как учет не велся. По пути из каравана три десятка людей сбежало, и никто их не ловил. Так что, если мы к себе в Булавинск три-четыре десятка человек заберем и на одном из хуторов до поры до времени поселим, то нас за руку хватать не станут.
Соратники согласились, что, пожалуй, я прав, и вызов людей продолжился. Поначалу это было интересно, а потом превратилось в поток, тем более что добровольцы быстро закончились и сплошняком пошли принудительные переселенцы, многие из которых нас боялись и искренне ненавидели. Плевать! Это все временно, до тех пор, пока поляки не обвыкнутся, главное, чтобы не бунтовали и работали, а те, кого мы видели, на мятежников никак не походили, смирный народ подобрался.
Так прошел мой день на сортировке первой партии пленных, которых, как выяснилось, в общей численности оказалось одна тысяча четыреста семьдесят девять душ. Из них на переселение было отобрано, тысяча триста пятьдесят пять, на передачу Зерщикову сорок пять, во вспомогательные войска пятьдесят девять, в шахты никого, и двадцать человек я взял под свою опеку. Все будут довольны, а я, может быть, даже больше всех, так как получил хорошего шорника, трех конюхов, четверых кузнецов, ювелира и несколько ткачих.
– Вроде бы все.
Вставая с места, сказал разминающий кисти рук Смага Воейков, сменивший Ивана за писарским делом.
– Похоже на то.
– Посмотрев на дверь, и не увидев охранника, я повысил голос и спросил: - Охрана, там кто-то еще есть?
– Двое.
В барак заглянул казак.
– Так видите их сюда.
– Сейчас скрутим, и притянем.
– А ну-ка, братцы, - я встал и направился на выход, - пойдем посмотрим, кого же там крутить приходится.
Односумы последовали за мной, мы вышли наружу, протолкались через сгрудившихся казаков охранной сотни, и здесь застали драку, которая происходила на площадке между бараками. Бойцов было немного, два поляка, стоящие спина к спине в центре свободного пространства, и четыре казака, которые пытались свалить пленных на землю. Наши донцы действовали слаженно, наскакивали на своих противников дружно и с разных сторон. Но бывшие в меньшинстве пленники, один, по виду, шляхтич, стройный и гибкий русоволосый мужчина в изорванном, некогда добротном кунтуше, и второй, широкоплечий блондинистый богатырь, в кожаной безрукавке, под два метра ростом, пока держались.
Опытные казаки предприняли еще одну попытку
– Да, что с ними чикаться!
– Выкрикнул один из охранников, рядом со мной.
– Сейчас я их уроню!
Казак потянул из-за пояса пистоль, но я положил ему руку на плечо и громко, так чтобы все слышали, скомандовал:
– Прекратить!
– На мгновение, всякое движение на площадке остановилось, люди посмотрели на меня, и я спросил: - В чем дело?
Ко мне подошел сотник охранной сотни, который и разъяснил ситуацию:
– Два последних ляха остались. В пустом бараке спрятались и думали, что их не заметят. Мои хлопцы решили их подогнать, на площадку вывели, а здесь они в драку кинулись.
– Эй, вы, - окликнул я пленников, и поманил их рукой, - сюда идите.
– Пошел ты!
– Откликнулся шляхтич и, угрожающе выставив перед собой кулаки, со сбитыми костяшками, добавил: - Попробуй, возьми нас, или прикажи своим людям стрелять!
Что-то накатило на меня, какая-то веселая злость, и я решил размяться, скинул с себя кафтан и выступил в круг.
– Всем назад! Сам этих двоих сделаю!
– Может быть, не надо?
Позади меня раздался голос сотника.
– Ничего, давно уже не разминался.
Меня подбодрили голоса казаков и односумов:
– Давай, Никифор!
– Покажи хлопцам, как биться треба!
– Круши ляхов, атаман!
Сами ляхи напряглись, и на губах шляхтича заиграла веселая улыбка. Он был уверен в том, что победит, точно так же, как и я. Быстрый скользящий шаг вперед, дистанция сокращается, я имитирую удар в голову пана кулаком, и пока он ставит блок, жестко бью его в живот ногой. Противник сгибается, и носок моего сапога немедленно цепляет его челюсть и подкидывает ее вверх.
Первый взбунтовавшийся поляк готов, теряет сознание и утыкается лицом в грязь площадки. Однако все еще не повержен второй противник, здоровяк, который двумя руками рвет на себе рубаху и орет как дикий зверь что-то неразборчивое, как мне кажется, с примесью немецких слов. Я спокойно стоял на месте и рассматривал этого богатыря, который представлял из себя сплошную груду мышц, настолько прокачанную, что создавалось впечатление, будто он профессионально занимался культуризмом. Бицепсы, трицепсы, дельтовидные, пресс квадратиками, все на месте и развито идеально, прямо Шварцнегер в молодости.
– А-а-а!
Громила издал дикий крик, выкатил глаза, и бросился на меня. Двигался он чрезвычайно быстро, но я был быстрее и отступил немного в сторону, а когда "белокурый Зигфрид", по инерции, промчался мимо меня, подпрыгнул и боковым ударом, опять же с ноги, засветил ему в висок.
– Бум-м-м!
Тело второго пленного рухнуло рядом с первым и, повернувшись к казакам, я развел руками, и произнес:
– Вот и все. Победа!
– Ура-а-а!