Булавин (СИ, ч.1-2)
Шрифт:
– Ну, был такой разговор, - согласился я.
– Но пленные здесь причем?
– Тогда ты сказал, что правители Рима переселяли захваченных в плен людей в провинции, которые находились на самой дальней окраине империи. Персов в Германию, а германцев в Персию. Людям деваться было некуда, и среди римлян они должны были жить как коренное население государства. То же самое касалось и воинов, которым было некуда бежать, и им приходилось служить вчерашним врагам. Вот тогда я и подумал, а что если и нам так поступить? Ведь это достаточно просто. Берется захваченная в плен семья мастерового человека, допустим кузнеца, и переселяется на Кавказ, в тот же самый
– Понятно, ты над этим думал, а тут война с Речью Посполитой случилась?
– Верно, началась война с ляхами, которая для нас сложилась вполне неплохо, принесла доход войсковой казне, и помимо этого около пятнадцати тысяч пленных, сортировкой которых, ты и займешься. Осилишь это дело?
– Думаю, что да. Когда и куда начнут прибывать вынужденные переселенцы?
– Примерно через две недели придет первая партия, люди двигаются с обозами, которые добычу везут. А вот куда они должны прибыть, это уже ты, как мой порученец, решать будешь.
– По какому принципу их сортировать?
На несколько секунд отец задумался, принял какое-то окончательное решение, и сказал:
– Дели всех на четыре категории. Первая - очень хорошие мастера с семьями, таких людей заберет Зерщиков. Вторая - крестьяне и средние кустари, опять же с семьями, эти все отправятся на Кавказ. Третья - воины и мужики, кто сам по себе, из них будут сформированы боевые дружины вспомогательных войск, которые переселенцев прикроют. И четвертая категория - откровенные дармоеды, бездельники и возможные бунтовщики, которых мы отправим на принудительный труд в угольные шахты. Впрочем, в последней категории народу должно быть совсем немного, так как казаки из армии Ефремова знают, кто нам нужен, и лишних людей стараются не брать.
– Кому после сортировки я должен передавать людей?
– Зерщикову, он за промышленность и мастеров отвечает, и Максиму Кумшацкому, который сейчас является временным наместником Кавказа.
– В общих чертах все ясно, а там разберусь. Еще, какие либо поручения будут?
– Обязательно, но ты сначала с этим разберись, а пока время имеется, свои дела утряси и приготовься ляхов встретить.
С того дня, как состоялся этот разговор, в очередной раз, переменивший мою жизнь и вернувший меня на войсковую службу, прошло более двух недель, за которые я успел сделать очень многое. Все мои мелкие вопросы относительно поселения казаков ватаги в окрестностях Булавинска и строительства крепости были решены положительно, это понятно. И как только я окончательно освободился от хозяйственных забот, так немедленно переключился на выполнение поручения войскового атамана, благо, имел достаточно четкое представление о том, что и как должен буду делать.
Итак, передо мной поставлена задача. И начал я с того, что отыскал место для временной остановки переселенцев на окраине Богатого Ключа, где пустовало множество жилых бараков, в которых ранее жили беженцы из России. Отлично, ничего строить не надо, и оставалось только обнести эти постройки заборами с несколькими вышками, и вытребовать у отца охранную казачью сотню из армии Банникова. Три дня суеты, и вполне комфортабельный лагерь для перемещенных лиц имеет место быть.
Далее остро встал вопрос пропитания и дров для обогрева людей, все же конец сентября, а переселенцев будут забирать не сразу, а небольшими партиями. Снова беготня, и
И вот, наконец-то, прибыли первые обозы из Речи Посполитой, и первая партия поляков, почти полторы тысячи людей, не верившие тому, что их не продадут в рабство туркам, хотя были среди них и добровольцы, которые надеялись только на лучшее. Разубеждать пленных и агитировать времени не было, надо было работать. И вместе с односумами, расположившись за грубо сколоченными столами в одном из бараков, я начал работу во благо родного Войска, при этом, имея мысль о том, что не всех выявленных среди ляхов мастеров я отдам Зерщикову. Хорошие кузнецы, ткачи, конюхи, кожевенники и прочие ремесленники, просто так на дороге не валяются, а мне Булавинск заселять надо, ведь не будет крепость сама по себе стоять, к ней городок нужен, а в городке без мастеровитых людей никак не обойтись.
– Начинаем!
Я дал команду охране запускать людей. Двери барака открылись и в помещение вошли переселенцы, два крепких кряжистых мужика лет под сорок с сильными руками, которые были одеты в обычные полотняные штаны и легкие рубахи. За ними следом появились две усталые по жизни женщины, типичные замордованные бытом домохозяйки, и девять детей в возрасте от двенадцати до двух лет.
Скажу сразу, что в большинстве своем, поляки неплохо говорили по-русски и на украинской мове балакали. Так что языковой барьер мы обходили без всяких проблем и к помощи переводчика ни разу не прибегали.
– Кто такие?
Задал я первый вопрос.
– Братья Ян и Анджей Кордовские, с женами и детьми.
За всех ответил выступивший немного вперед мужик, видимо, старший из братьев.
– Откуда вы?
– Брацлав.
– Как к нам попали?
– Хочу попросить, чтобы вы учли, мы добровольно решили на Дон уйти. Казаки говорили, что у вас нет помещиков и здесь земли много, а нам кроме долгов терять было нечего, вот и решили мы с братом рискнуть.
– Что умеете делать?
– Анджей, - мужик кивнул на брата, - садовником у нашего пана был, а я обычный крестьянин.
– Можете идти, позже вас еще раз вызовут.
Кордовские поклонились и вышли, а я посмотрел на Ивана Черкеса, который сидел за бумагой и спросил:
– Записал?
– Да.
Недовольный тем, что на время он стал писарем, пробурчал односум.
– Во вторую категорию их, с припиской, что добровольцы.
– Угу.
Иван начал записывать на бумагу категорию переселенцев, которым предстояло отправиться в Дербент или Баку, а я кивнул охраннику возле двери:
– Следующего зови.
Вторыми посетителями оказались совсем молодой вихрастый чернявый паренек лет девятнадцати и симпатичная рыженькая девчонка на пару лет его младше.
– Кто такие?
– Петр Кшепиц с невестой Марией, - ответил парень.
– Как к нам попали?
– Сами на переселение напросились, а то нам с любимой, никогда бы вместе не быть.