Булкинъ и сынъ
Шрифт:
– ...представляют врагу возможность для проникновения, и посему предлагаю сказать Степану сделать для них надежные запоры и крепко запереть. Насовсем... То есть временно, до той поры... (Фундуклиди понял, что сбивается и оборвал лирическое отступление). Ну, вы понимаете... Незапертым останется только кухонный ход, через который мы будем получать пищу и новости. Но здесь я настаиваю на том, чтобы с наружной стороны дверная ручка была свинчена и сделан новый запор.
– Эк вы, Михаил Ксантиевич... прямо за рога быка берете, - сказал Хряпов, несколько озадаченный.
– Я забочусь об успехе дела, - важно ответил грек и вытянул ноги, качнув стол.
– Хорошо, хорошо...
– согласился Хряпов.
– Далее - второй этаж, - продолжил неугомонный Фундуклиди.
– Здесь я предлагаю только укрепить задвижки на окнах и Петра Владимировича переселить в комнату напротив моей.
Я посмотрел на Хряпова и увидел, что он изумлен не меньше моего.
– Простите, Михаил Ксантиевич...
– Переселить напротив, - повторил Фундуклиди.
– Но зачем же?
– Объясняю. Если злодеям удастся проникнуть в дом и угрожать господину Мацедонскому, то может случится - я не услышу шум борьбы. Будучи же напротив друг друга, мы сможем гарантировать обоюдную безопасность.
Хряпов иронически сморщился.
– А куда вы, в таком случае, собираетесь переселить меня?
Но Фундуклиди не так просто было подцепить на насмешку: под его генеалогическим древом, должно быть, приютились все философы Эллады.
– С вашей комнатой, Савватий Елисеевич, у меня имеется общая стена, и проникающих сквозь нее звуков мне вполне достаточно, чтобы определить, требуется вам помощь или нет. Вчера перед сном, например, вы уронили металлический гулкий предмет и сказали: "Черт разнеси меня, остолопа".
– Правда, у меня свалился со стола портсигар, - сказал изумленный Хряпов и замолк.
Но я не мог оставить этого разговора на полпути.
– Помилуйте, Михаил Ксантиевич, ведь там, куда вы меня хотите переселить, находится бильярдная!
– Ну и что?
– сказал Фундуклиди.
– Задвинуть бильярд в угол, да поставить кровать...
Я ненавидел его в эту минуту.
– Ну уж... увольте!
– Да-да, - поддержал Хряпов.
– В бильярдную - это жестоко.
Фундуклиди пожал плечами: как знаете, хозяин, он, конечно - барин, но в таком случае ответственность я с себя снимаю; во всяком случае, деньги я зарабатываю честно.
Хряпов пошарил за щекой языком, вытолкнул застрявшую крошку.
– Ну, что же...
– начал он, но вдруг вспомнил.
– Да... насчет оружия... Михаил Ксантиевич, вы вооружены?
Фундуклиди важно кивнул.
– Всегда.
– А вы, Петр Владимирович, какую систему предпочитаете?
Смита и Вессона, конечно?
– Можно Смита и Вессона.
Хряпов махнул сдернутой с груди салфеткой.
– Степан, револьверы!
Степан поднес полированный ящик, Савватий Елисеевич открыл крышку. Внутри в красной бархатной пасти валетом лежали грозные произведения Смита и Вессона. Хряпов предложил мне выбирать. Я взял который ближе.
– Он заряжен, надеюсь?
Хряпов взглядом передал мой вопрос Степану; тот кивнул.
– Может, желаете еще пяток пулек в жилетный карман?.. На всякий случай.
– Спасибо, для одной перепалки хватит, - небрежно сказал я и со стуком поместил револьвер в компании чашек и блюдец.
– Что ж, как желаете... как желаете, - повторил Хряпов.
Завтрак был окончен.
– Что теперь, господа?
– предложил хозяин.
– Желаете отдохнуть или развлечемся чем-нибудь сообща? Картишки? Бильярд?
Я невольно посмотрел в окно, где набирал силу летний день.
– Сейчас бы променад... часок по набережной.
Хряпов покачал головой с улыбочкой, но лицо его выразило серьезный укор.
– Петр Владимирович, попрошу вас - без провокационных предложений... Пожалуйста!
– Извините, господа, - сказал я, тоже растянув губы, хотя в глубине вдруг зашевелилось раздражение зверя, забежавшего в западню.-Рецидив свободной жизни-с...
6.
Так потянулись дни заточения.
Конечно, ядро контракта, заключенного с Хряповым, было легче, чем настоящее ядро каторжника, а банный халат, оказавшийся в шкафу моей комнаты, хоть и был полосатым, не походил на казенную робу Александровского Централа. Но все же перемена образа жизни давала себя знать.
Слуга Степан остался единственным представителем компании "Земной шар" в нашем обществе самообороны. Он приносил всю корреспонденцию, газеты и журналы (Хряпов специально выписал еще "Искру" и "Ниву" - разгонять скуку); он готовил нам стол, носил с кухни от повара еду (самого повара мы так и не увидели ни разу - было похоже, что нас, словно святого Илью, питают вороны); он убирал; приносил городские слухи. Порой сердце в злые коготки брала безотчетная досада при виде того, как он запросто приходит и уходит в огромный мир, в то время, как для нас самым смелым было постоять у окна перед скромной прорехой форточки. Появлялась недоуменная мысль: как же так - холуй, лакей и вдруг оказался свободнее нас! Парадокс!..
Вольное передвижение Степана рисковало навлечь на него вполне понятное раздражение. Чтобы избежать этого, мы с Хряповым, словно сговорившись, старались меньше общаться со слугой, не замечали его. Фундуклиди же часто допрашивал молчаливого Степана, вытягивая - нитка за ниткой - весь клубок уличных сплетен и врак. Часть из них Михаил Ксантиевич записывал во взъерошенный блокнот, после чего, подъявши перст, говорил со Степаном о "важности рекогносцировки" и туманно намекал на какие-то грозные опасности.
Но Степан снова уходил, и мы невольно смотрели ему в спину. Дверь закрывалась, и нервически-чувствительному от затворничества уху чудился чавкающий лязг тюремного замка...
Да, надобно упомянуть, что бедного Фундуклиди опять обманули. Будучи не в восторге от тонкого слуха детектива, Хряпов денька через два уговорил меня перебраться в его комнату - под крылышко к греку, а сам отбыл в апартаменты, первоначально отведенные мне (Степан полдня таскал вороха галстуков и рубашек и дюжины безделушек). Правда, к ужину обида детектива прошла (очевидно, ее сломал аппетит), и, таким образом, бильярдный стол остался в бильярдной, под низким пыльно-зеленым абажуром.