Булочка
Шрифт:
Формальное знакомство, улаживание дел и мы снова бродили по неизвестным уже даже мне улочкам. Он действительно изменился с первой нашей встречи. Повзрослел, стал серьезнее, было меньше пафоса… Ладно, насчет последнего я явно преувеличила. Но из индюка он вырос в козла (не могу назвать его «петухом», отдавая все же честь его похождениям по девочкам; привет, тюремный сленг). Тогда я шла рядом с ним, ощущала тепло его рук, следила за его мимикой и улыбалась, слушая его бархатный голос, повествовавший о приключениях, переживаниях и о том, какое я рыжее невероятное чудо.
Несмотря на то, что было довольно прохладно, нам это не мешало наслаждаться днем. Вечером мы должны были разъехаться по своим делам (он так думал), поэтому каждая минута
Мы танцевали под Океан Эльзы. Пламя свеч трепетало от наших головокружительных велюров. Музыка то стихала, то вновь вступала в законную силу оттого, где мы знали слова, а где — нет. Или оттого, где его губы накрывали мои в горячем поцелуе.
Ароматы масел растекались по квартире, дурманя наравне с алкоголем в холодном ото льда бокале. Вода томно журчала в ванне, окутывая все кругом паром, убаюкивающе потрескивал огонь в искусственном камине.
А далі, ми залишились одні…
Ти там віддала більше ніж могла мені,
А потім у ві сні ти в ванні з молоком мене купала.
Он был первым. Все случилось по моему желанию. На небе сверкал звездопад, звучали песни и нужные слова, свечи догорали, скрывая фигуры во тьме. Я была очень счастлива, несмотря ни на что. Все тревоги исчезают, когда ты засыпаешь в нежных объятиях любимого человека. Но тогда больше удовольствия приносило смотреть на него, слышать его тихое глубокое дыхание, ощущать, как его сердце мирно себе отбивает ритм. А потом видеть, как вдруг разомкнувшиеся глаза с сонной радостью смотрят на тебя, чувствовать, как руки крепче сжимают тебя в своих объятиях, и уже по шелесту в волосах понимать, что его губы прошептали: «Спи, Булочка».
Спи, моя ведьма, этот Хэллоуин ты никогда не забудешь.
====== Глава 2/2 ======
В обед я проводила его на вокзал, и мы вновь расстались на неизвестный промежуток времени. Многое изменилось в наших взаимоотношениях, доверие вновь взяло новую планку; чувства били ключом.
Конечно же, он говорил, что в скором времени приедет, но эту шарманку я слышала не раз. Было больно, когда он снова и снова не приезжал. Не было никакой стабильности, и слова больше не подтверждались поступками. Один день все было волшебно, следующий же — просто ж… жесть.
Естественно, иногда безумно хотелось обрубить все с плеча и поставить жирную точку в этой истории. Ведь чаще было тяжело, а к чему все эти страдания, когда будущего у «мы» быть не могло. Эти взаимоотношения были бессмысленными, не могли иметь продолжения но, даже осознавая это, никто из нас не хотел поднять руку на них и прикончить. Мы только разжигали пожирающий огонь, резали медленно, задевая лишь кожу.
Голова у меня, пусть я и не слушала, была всегда. Еще с сентября она мне орала: «Закончи всё это!» Но сердце у меня тоже было упертым (в особенности, когда ему позволяли принимать решения), и, как только я слышала голос Л, оно все же побеждало. Однако нестабильность ни сердце, ни голову не устраивала. От нее было плохо.
В ноябре слегка стал сказываться на мое физическое состояние урезанный с привычных восьми до четырёх часов сон. Я очень уставала, к этому прибавлялсь моральное истощение от отсутствия действий со стороны Л. Я ждала, чтобы он хоть что-то сделал — он же не делал ничего. Лишь давал обещания (хранить верность и тому подобные). Я уставала от однообразия такого общения, пусть мы и стали дневниками друг другу: он рассказывал, что его беспокоило
Если его друзья меня обожали, то мои — хотели его побить из-за того, что он вечно меня расстраивал. Конечно, чаще всего их позиция была:«раз он тебе нравится, то и нам тоже» — но частенько они действительно хотели начистить его козлиную морду за то, что я ходила грустная, когда Л не хотел мне отвечать, или была злее Дьявола, когда он меня задевал, обижал, не держал слова. Я предпочитала скрывать свои эмоции, но как можно было утаить свое состояние от людей, которые узнавали, в каком ты была настроении по одной собравшейся морщинке на лбу. Некоторые из них даже были с ним знакомы и общались: Аня под моим руководством переписывалась, Настя (та самая лучшая подруга, с которой мы поссорились в хэллоуинскую ночь; мысли об этой козе тогда полночи меня тиранили) мимоходом по телефону болтала, пока мне нужно было отвлечься, а звонок не хотелось прерывать; мой друг с ним вовсе виделся, когда мы еще летом гуляли… В общем, очно-заочно все были знакомы.
Но «веселее» всего было знакомство с одним горе-ухажёром. Был у меня один одноклассник, странный очень, с болезнью, малоразговорчивый и ужасно застенчивый. К нему никто плохо не относился, но и никто особо близко не общался. Так, только по делу, потому что общих тем никогда не находилось. И в последний год обучения в школе этот самый одноклассник решил попытать счастье в романтических взаимоотношениях. В начале года в соцсетях посыпались сообщения сначала одной однокласснице, мы все не со зла шутили-шутили над ней, а потом он вдруг переключился на меня. Я ему сразу сообщила о своем занятом сердце и попыталась доступно объяснить своё нежелание «водить дружбу», но это всё его, видимо, не сильно волновало. Мне стали сыпаться не только сообщения, но и подарки. Делал он их незаметно: я уходила куда-нибудь прогуляться, а когда возвращалась на моей парте уже лежали или красиво запакованные заколочки, или шоколадка моя любимая (а после зефир, длинная история), или молочные коктейли (знал же черт, чем подкупать), или еще какие-то милости. Я, конечно же, смеясь рассказывала Л и не могла понять, чего он так набычился против этого безобидного одноклассника, но радовалась, что была хоть какая-то реакция. Только через время я поняла, что за всеми его злыми шуточками и «равнодушием», он действительно беспокоился на эту тему. А когда я показала ему одноклассника, шуточки приобрели уже совершенно другой, привычный мне в школе, безобидный характер, пока этот одноклассник не стал вводить меня в ступор, какими-то неведомыми путями добывая обо мне информацию. Он откуда-то знал то, что обычно не допускалось до общественности. Знал какие-то маловажные факты, о которых я сама могла не помнить. Иногда становилось не по себе и казалось, что он маньяк. Поддержки от Л было много:
— Не ходи вечером одна, я волнуюсь.
— Не волнуйся, он ко мне и пальцем не прикоснется.
— Вот я и волнуюсь, у тебя ведь нож!
Я просто почти всегда ношу с собой нож, и Л очень беспокоился, что я «случайно» его в кого-нибудь всажу. Но, если серьезно, его тоже напрягало такое пристальное внимание одноклассника. Как-то раз в классе я вслух заныла, что денег на телефоне нет, и в тот же день мне пришла насчет кругленькая сумма. Я на радостях поблагодарила Л, а потом выяснилось, что счет пополнил мне совсем не он. После парочки похожих ситуаций, Л лично уже написал этому однокласснику, и у них завязалась какая-то веселая беседа, но (вот тут я искренне возмущена) «баб в мужские разборки не пускают». И я осталась не при делах и совершенно не знала, каков был их разговор и что кто кому сказал. Но, как итог, одноклассник кинул Л в черный список и притих на пару месяцев. Л снова принял облик самодовольного индюка, ближайшее время меня никто не подкармливал.