Буря на Волге
Шрифт:
Через несколько дней Чилима вызвал начальник отряда и, передав сопроводительную бумажку, сказал:
— С сегодняшнего дня вы откомандировываетесь в Казанский караульный полк. Явитесь в штаб к командиру.
— Есть явиться к командиру полка! — ответил Чилим и, забрав свой мешок с пожитками, отправился к новому месту службы.
Прочитав сопроводительную, командир полка Зайдлер спросил:
— Вы читать, писать умеете?
— Могу.
— Ну вот и хорошо. Я вас зачислю в полковую команду связи.
Пока Чилим знакомился с новой службой и техникой телефонного дела, в Корсуньском
— Кто тут у вас начальник? — вбежав в вагон, спросил связной.
— Я! — ответил Чилим.
— К начальнику отряда живо! — крикнул связной и повернул обратно.
Чилим последовал за ним.
— Начальник команды связи явился по вашему приказанию, — войдя в вагон, доложил Чилим.
— Ба! Василий! — воскликнул Дернов, пожимая руку Чилиму. — Черт побери, опять мы с тобой вместе. Откуда ты взялся?
— Из караульного полка назначили, — сказал Чилим, улыбаясь во всю физиономию.
— Значит, начальником стал, — радостно проговорил Дернов, похлопав Чилима по плечу. — Вторую войну вместе валим.
— Да, почти без пересадки, — ответил Чилим.
— а я не знал, что ты в Казани, обязательно бы забежал навестить старого друга. А китайскую кумышку помнишь?
— Не забыл, — ответил Чилим.
— Очень рад, что опять вместе, — сказал Дернов, присаживаясь к столику в купе и развертывая карту.
— Вот чего, Василий, извиняюсь, товарищ начальник, — весело посмотрел в глаза Чилиму Дернов. — Смотри сюда, — показал карандашом на карту. — Видишь эту деревню, называется она Репьевка. Как поезд подойдет к станции, пока сгружают с платформы артиллерию, ты ставишь и моем вагоне телефон и тянешь линию до самой Репьевки, устанавливаешь там телефон и все время держишь связь со мной, а через связных - с командиром батареи. Понял?
— Так точно, товарищ командир! — ответил Чилим.
— Ну, желаю успеха, — пожал руку Чилиму Дернов.— Поезд подходит, иди, действуй.
Чилим точно на крыльях влетел в вагон и крикнул:
— Подготовиться к высадке'
Красноармейцы хватали мешки, винтовки, катушки с проводом. Поезд остановился. Началась выгрузка.
— Корнев! — крикнул Чилим. — Останешься дежурить у телефона в вагоне командира.
— Есть! — ответил Корнев, беря телефонный аппарат.
На станции тускло светил керосиновый фонарь, в проводах свистит ветер, кругом бушует метель. Красноармейцы, увязая по колено в снегу, тащили катушки провода, разматывали и соединяли в длинную телефонную линию. Было два часа ночи, когда добрались до указанной деревни. В деревне ни единого огонька, по улице пляшет метель, кидая охапками снег с крыш домов. Увязая в сугробах, красноармейцы вешали провод на заборы, на колья плетней и наличники домов. Отыскав каменный дом, Чилим постучал в ворота, по никто не отозвался. Постучал прикладом в ставень окна.
— Сичас, сичас! — услышал женский голос Чилим.
— Вы что это, бабушка, оглохли? — сказал Чилим, проходя следом за старухой в жарко натопленную горницу.
— Да, батюшка, я немножко глуховата, — проскрипела дрожащим голосом старуха.
— Чем вы тут занимаетесь? — спросил Чилим, увидя среди горницы котел с плотно пригнанной крышкой, через которую была пропущена железная трубка, проходящая змеевиком по бельевому корыту, наполненному снегом: из трубки тонкой струйкой текла светлая жидкость в четвертную бутыль.
— Это мы, батюшка, из солода леденцы делаем, а что остается — перегоняем на кумышку, — хрипло ответила старуха и упала на колени перед Чилимом, причитая: — Батюшка, родненький, не погуби!
— А ну-ка встань, бабушка! Я не урядник и не земский начальник! — внушительно сказал Чилим. — Значит, говоришь, леденцы делаете. Это очень хорошо. Чай будем пить с вашими леденцами. А где ваша семья?
— Семья-то, батюшка, перепужалась и вся разбежалась.
— Ты, бабушка, не волнуйся и не горюй, сходи-ка, позови сюда семью, мы хотим познакомиться. А вашу леденцовую фабрику все-таки придется убрать.
— Дом-то кулацкий, — сказал Костин, когда ушла старуха.
— Видно по всему, что не бедняк живет. Ухо не вешать и винтовки зря не бросать, — сказал Чилим.
Чилим установил в углу на столе телефонный аппарат и сообщил:
— Товарищ командир! Связь восстановлена! Говорю из деревни Репьевки. Артиллерия еще не пришла, пехоты тоже не видно. Что прикажете делать?
— Какой выбрал дом? — спросил командир.
— Каменный! — ответил Чилим.
— Ну, ничего. Пока сиди, а как придет артиллерия, нужно будет двигаться дальше, — сказал Дернов.
— Как дальше? У нас провода больше нет, — ответил Чилим.
Трубка замолчала, слышно было, как Дернов кому-то кричал в вагоне, где достать провода, а затем ответил Чилиму:
— Ладно, оставайся на месте, к утру пришлю конных связных.
Старуха вернулась, а за ней вошли две молодые женщины с закутанными в платки лицами. Они молча начали разбирать и выносить свое самогонное устройство.
Когда забрезжил рассвет, по улице деревни, скрипя по снегу колесами, проскочила батарея, а за ней, пыля снегом, на деревенских розвальнях катили пулеметчики. Подскочили двое конных, спешились у каменного дома, где обосновался со своей станцией Чилим.
— В ваше распоряжение прибыли, — доложили во-шедшие связные.
— Один останется здесь, а другому придется гнать за артиллерией и донесения привозить сюда, — сказал Чилим.
Связной, не торопясь, закурил самосад, обогрелся, закинул карабин за плечи и отправился вслед за артиллерией.
На небольшой возвышенности, верстах в четырех от Репьевки, артиллеристы увидели занесенные снегом избенки большого села с маячившей в утренней мгле церковью с высокой колокольней. Артиллеристы не успели еще подъехать к полевым воротам, как с колокольни затрещали два пулемета, взрывая дождем пуль снежные вихри по улице и преграждая путь артиллеристам.