Буря на Волге
Шрифт:
— Кругом марш! — крикнул командир батареи.
Лошади рванули обратно. За деревней развернули орудия.
— По белогвардейской колокольне... батарея... огонь! — раздалась команда.
Грохнул залп, но колокольня все еще сыпала пулями, вороша снег около полевых ворот. Артиллеристы бегали около орудий, командир кричал:
— Я не смирюсь, пока не снесу эту белогвардейскую колокольню! Батарея, огонь!
Снова загрохотали пушки. Одним снарядом сорвало верхушку, пулеметы заглохли. Пулеметчики отряда и стрелки, увязая
До вечера в Репьевке было спокойно. А как только стемнело, связь со штабом нарушилась. Чилим кричал, дул в трубку, но ответа от командира отряда не было.
— Вот здорово... — заговорил он. — Ребята, в ружье! — крикнул Чилим и, дунув на лампу, погасил в избе свет. В это время на улице протрещали два выстрела, из окон со звоном посыпались стекла. Перепуганные женщины, натыкаясь в потемках на красноармейцев, кинулись за печку.
— Живо во двор, приготовить гранаты! — крикнул Чилим, выскакивая в сени. Приоткрыв дверь из сеней, Василий увидел, как с противоположной стороны снова блеснул выстрел.
— Жарь по двору, что напротив! — крикнул Чилим.
Из-за забора, из-за столбов ворот раздалось несколько выстрелов. Красноармейцы кинулись туда. Ворота оказались запертыми. Чилим перескочил через забор. В это время в просвете задних ворот промелькнула фигура человека. Василий выстрелил, фигура скрылась за сараем. Обшарили весь двор — больше никого.
— Сюда, сюда, — махнул рукой Чилим в направлении хлева, а затем, открыв дверь, крикнул:
— Выходи, если хочешь жить!
В хлеву была тишина, только корова похрустывала сено.
— Обыскать хлев! — крикнул Чилим, держа винтовку наизготовку.
Маркелыч с Костиным пробрались в хлев. Блеснул свет, послышались возня и ругательства.
— — Бросай оружие! Руки вверх! — крикнул Маркелыч, прицеливаясь в угол, где, спрятавшись за корову, стоял волосатый мужик. Он поднял руки, но оружия уже с ним не было. Мужика вытолкали из хлева, связали его же кушаком.
— Где оружие? — обыскивая, спросил Чилим.
— У меня не было, — ответил он загробным голосом.
— А кто стрелял по окнам?
— Не знаю.
— Сейчас узнаешь. Ну-ка, ребята, обыщите хлев, — сказал Чилим.
Наумцов с Костиным долго осматривали все в хлеву, зажигая спички.
— Да вот он, — раздался голос Наумцова, выходившего во двор с обрезом в руке. — В ясли под сено бросил сволочь, и патроны еще не все расстрелял. Дать ему по башке!
— Не нужно, — задержал руку Наумцова Чилим. — Мы с ним еще поговорим. Ведите в избу.
— Хозяйка, вы знаете этого человека? — спросил Чилим женщину, когда вернулись на свою квартиру.
— Наш лавочник, Терентий Иваныч Масленкин, — сказала старуха, косо поглядев на арестованного.
— Правду она говорит? — спросил Чилим Масленкина.
— Знамо, правда, раз говорит.
— А зачем стрелял? Хотел нас положить, а теперь сам ляжешь, — сказал строго Чилим.
— Я не стрелял, — не сознавался лавочник.
— А кто обрез заряженный бросил в ясли к корове? Да, впрочем, что тут разговор вести, — наладим связь, спросим командира, что с ним делать. Маркелыч, Костин, идите на проверку линии. Мне думается, что обрыв в деревне, в поле не должно быть, там провод ночью не найдут, он занесен снегом.
— Пошли, Костин, — сказал Маркелыч, сунув в карман плоскогубцы, а в другой — гранату.
Вскоре выяснилась причина обрыва связи.
— Вот где, — сказал Костин, нащупав узел на проводе между ставнями на степе поповской избы.
Зачистили изоляцию, соединили, связь восстановилась. Маркелыч постучал прикладом в ставень и крикнул:
— Эй, батюшка! С проводом больше не балуй!
— Что вы, что вы, господин товарищ! Избави боже, я не дотрагивался. Тут какой-то мужик подходил, — отозвался из горницы поп.
Вернувшиеся красноармейцы только успели доложить Чилиму, где нашли обрыв, как тут же послышались позывные гудки. Чилим быстро подскочил к телефону, снял трубку.
— Почему на вызов не отвечали? — спросил Дернов.
— Обрыв провода был, а нас в это время обстреляли.
— Откуда, кто обстрелял?
— С противоположного двора, захватили там одного мужика с обрезом, он здесь, у нас, в дому, Что с ним делать?
— Конный связной у тебя? — спросил Дернов.
— Один находится здесь, а второго услал к батарее.
— Жди до утра, а утром пришлешь ко мне арестованного под конвоем.
— Слушаюсь! — ответил Чилим и, оглянувшись по сторонам, добавил: — Тихон Кузьмич, вот что еще, где мы находимся, старуха самогон гнала, а два ее сына убежали с мятежниками, что с ней прикажете делать?
— Ты еще не нализался? — спросил Дернов.
— Даже и не попробовал.
— То-то, смотри. Я тебя знаю... Это тебе не в старой армии, теперь нельзя.
— Будьте покойны, Тихон Кузьмич, капли в рот не возьму. Только вот, как со старухой-то быть?
— Да ну ее к лешему, мы со старухами не воюем. Как у тебя в остальном-то? Говоришь, обстреляли? Никого не ранили?
— Никак нет, Тихон Кузьмич!
— В случае чего тут же сообщай, вышлю отряд конных.
На седьмые сутки мятеж был ликвидирован. Чилим получил приказание снять линию и вернуться в поезд - для отправки в Казань.
Вернувшиеся в город команды разошлись по своим частям. Явился в свой полк и Чилим.
Глава двадцать шестая
<