Буря на Волге
Шрифт:
— Вольно! — сказал он. — Что вы тут делаете?
— Сидим, глядим, вашбродь! — откозырнул Кукошкин.
— Так, хорошо. Пойдем-ка со мной.
Кукошкин покосился на шинель, куда засунул книжку, и ушел. Чилим сообразил, что это за книжка, и, проводив взглядом прапорщика с Кукошкиным, выдернул ее из-под шинели. Прочел: Ленин, «Что делать?»
— Ее нужно сохранить, но чтобы никто не видал. Понял? А Кукошкин врет, что нашел. Знаешь, уж не солдат ли на деревянной ноге эту книжечку доставил, когда покойный Харитонов жив был. Жаль, нет Кукошкина,
Чилим с Бабкиным вернулись в казарму только к ужину. Утром следующего дня все были на строевых занятиях. А в казарме в это время собралась целая комиссия: ротный, дежурный по части и по роте в присутствии фельдфебеля все переворачивали, вещевые мешки перетряхнули, под постель к каждому заглянули, даже письма перечитывали, какие попадались в руки. И книжку, которую Чилим спрятал под дощечку у изголовья, тоже нашли. Только взвод вернулся в казарму, Чилима позвали к ротному.
— Твоя книжка? — подняв со стола, показал ротный.
— Никак нет, вашскородие!
— Врешь, мерзавец! — брызгая слюной, шипел ротный. — Двадцать суток!
«Жаль книжки, теперь такой не найдешь», — думал Чилим, вздыхая и ворочаясь на голых нарах кутузки.
Как-то днем загремел запор, и на пороге появился Ефим без пояса и с расстегнутым воротом.
— И ты сюда, друг любезный! — воскликнул Чилим, вскакивая с нар.
Дверь захлопнулась.
— Ну, рассказывай, тебя-то за что?
— Душа не вытерпела, Васька, — вздохнул Бабкин. — Взводного стукнул.
— Как же ты?
— После, как тебя посадили, он все время на меня косился, а позавчера вечером сует две копейки мне в руку: «Иди-ка, принеси бутылку водки!» — «Тут,— говорю, — и на пустую бутылку не хватит». — «Подумаешь, велика важность, добавишь!» — «А кто их, — говорю, — мне даст?» — «Ладно, — говорит, — узнаешь, где взять...» На следующий день, что ни делаю, все не так, все не этак: и смыкаюсь не ладно, и размыкаюсь тоже. За уши подтаскивает, по зубам бьет.
— Он и меня за это немало гонял, — вставил Чилим.
— А утром, чем свет, заставил печку топить, сырость, говорит, около моей кровати, — продолжал Бабкин. — Затопил печку, все еще спали, он вскочил в одном белье и прямо ко мне: «Почему сапоги не вычистил?» И тут же кулак в зубы. Думаю: «Попался ты мне без формы — измолочу и ничего не будет». Оказывается, ошибся, он сразу рапорт ротному, тот сюда отправил.
— Ну, как в роте, чего нового? — спросил Чилим.
— Ты вот лежишь тут, как байбак, а в полку такая катавасия идет!..
После ареста Чилима Кукошкин долго ходил пасмурный и думал: «Наверное, выдаст». Но как ни старались всякими путями выведать у Чилима, кто дал книжку — дисциплинарным батальоном пугали, били, — но Чилим был упрям и стоял на своем. На вопросы отвечал одно и то же: «В кустах нашел, около залива».
Пока Чилим с Бабкиным сидели на гауптвахте, полк уже готовился к отправке на фронт. Бригадный командир генерал-майор фон Берг, сидя в своем кабинете, перечитывал в десятый раз только что полученное анонимное письмо, стараясь угадать, чья рука посмела написать. «Уж не этот ли сухощавый капитан Подэрн? Но как же так? Он англичанин, а от письма так и несет русской свиньей...» — думал он, мелкими глотками отпивая давно остывший кофе из стакана с серебряным подстаканником, на котором была выгравирована голова кайзера в каске со шпилем.
В дверь вежливо постучали.
— Войдите, — негромко произнес он, не отводя взгляда от письма.
— Ваше превосходительство! Секретный пакет! — вытянувшись, сказал худой, низенький, с сильной проседью полковник.
— Подайте!
— Можно идти?
— Идите!
— Что там такое секретное? — оставшись один, проворчал фон Берг, ломая сургуч. — Так и знал... «Сводный полк отправить на фронт», — пишет Нищенко. — Хорошо! Давно пора выслать из моей бригады этот русский скот. Только уж, извините, господин Нищенко, своих людей я не пошлю. Все низшие чины, унтер-офицеры, младшие офицеры — пожалуйста, а что касается обер- и штаб-офицеров, мы будем разбираться.
Оторвав взгляд от бумаги, он крикнул:
— Барон Штокфиш! Подайте послужной список и анкеты всех офицеров сводного полка.
Тот же тщедушный полковник подал пачку бумаг и снова вышел.
Фон Берг задумался, глядя на список, где пестрели коротенькие строки. Не торопясь, взял он толстый цветной карандаш.
— Итак, начнем, — произнес он, ставя синюю галку против фамилии полковника Гудзенко, — свой человек; полковник Ванаг — родственник, — и снова раскрылилась синяя галка. — Капитан Косых. Ну что ж, крепкий кулак имеет. Капитан Дернов. Какой ты есть птиц? — перебирая анкеты, проворчал генерал. — Как так? — густые брови поднялись над светлыми квадратиками пенсне. — Почему такой низкий сословье? Ага, переведен из N-ского полка... Не знаю... Вот и пусть пойдет на фронт командиром полка, — и две жирные красные галки украсили фамилию капитана Дернова.
— Барон Штокфиш! — крикнул он, улыбаясь, довольный неожиданной находкой.
Торопливо вбежал полковник.
— Пишите приказ! Командиром сводного полка потом скажу нумер — назначаю пехотного капитана Дернова Тихона Кузьмича! Срочно полк принять, весь личный состав обмундировать и отправить на Западный фронт. Немедленно! Подпись.
Окончив неприятное дело, фон Берг закурил толстую сигару и откинулся па мягкую спинку кресла, пуская к потолку синие колечки. От удовольствия он закрыл глаза...
«Русскую землю всю заберем, весь русский скот на работу пошлем... И наша Германия, действительно, будет самой великой страной в мире».
Мысли его были прерваны полковником, вошедшим с бумагами на подпись.
Получив приказ, полковое начальство забегало, заторопилось. Солдатам раздавали обмундирование. Артельщики вели заготовку продуктов на дорогу. Писаря строчили приказы по ротам.
Чилим с Бабкиным вернулись в роту. Новый командир полка пригласил взводного и обоих вернувшихся арестантов.