Буря на Волге
Шрифт:
Поезд остановился. Чилим взял жестяной чайник и крикнул:
— Ребята! Я за кипятком!
Пока стояли за кипятком, поезд тронулся, и Чилим с пустым чайником на ходу вскочил в штабной вагон.
Чтобы не попасть на глаза ротному командиру, он стоял в тамбуре за дверью. В купе шла попойка. Чилим слышал веселый разговор, смех, хлопанье пробок и звон стаканов.
— Господин полковник! Скажите на милость, куда мы едем? — услышал Чилим гнусавый голос капитана Лихирева, командира первого батальона.
— На Юго-Западный, для поддержки штанов Брусилова, — смеясь, ответил Дернов. —
Все громко рассмеялись. Особенно выделялся заливистый тенорок прапорщика Малинина, полкового адъютанта.
— Ну, тише, господа! Я серьезно спрашиваю, — снова прогнусавил Лихирев.
— Нет, браток, сейчас тебе серьезнее никто не скажет, — заметил полковник.
— Ну, хорошо, я согласен. Наливай, Малинин! Выпьем за святую Русь и наше храброе воинство!
— Господа! — крикнул Дернов, — Брусилов еще в начале войны говорил, что наступать надо по всему фронту, тогда война будет выиграна.
— 3-замечательно сказано, прямо золотые слова! Он талант! — снова протянул Лихирев.
— Да грош цена этим золотым словам, — возразил Дернов.
— Как?! — вдруг воскликнули несколько голосов.
— А вот так. Чтобы наступать по всему фронту, нужна артиллерия, преимущественно тяжелая. А где она? Где снаряды? У нас для своей полковой не хватает. А где ружья, пулеметы? Зачастую на двоих солдат одна винтовка, да и та без патронов.
— На заводах еще стволы вытачивают, — за метил кто-то.
— Вот то-то и оно, что стволы точат, а нас немцы строчат да строчат... Если бы дать все нашему солдату, давным-давно прошли бы всю Германию — насквозь в глубже...
Все замолчали. Полковник вышел в тамбур и наткнулся на Чилима.
— Ты как сюда попал? — строго спросил оп Чилима.
— Виноват, вашскородие! Не успел в свой вагон, прыгнул на ходу и попал в ваш, — вытянувшись во фронт, ответил Чилим.
— Вольно, — сказал Дернов.
Чилим запустил руку в карман шинели и передал полковнику письмо. Тот разорвал конверт и, открыв дверь, выбросил, а письмо быстро пробежал глазами а спрятал в боковой карман кителя.
— Спасибо тебе за службу, — тихо проговорил Дернов.— А теперь марш за мной. Господа офицеры! Старые друзья встречаются вновь! Друзья! Представляю вам защитника отечества и офицерства, георгиевского кавалера! Вот вам наглядный пример героя-солдата! Будучи сам ранен, не бросил в беде тяжело раненного офицера, вынес его из-под огня на собственной спине. Малинин! Налей ему стакан водки!
— А вам, господа? — обратился адъютант к компании офицеров.
— Наливай всем! Выпьем за нашего героя! — крикнул поручик Голиков.
— Вот чертова глотка, как воду, дует, — заметил Лихирев, увидя, как Чилим в два глотка опорожнил стакан.
— Молодец! — крикнул Дернов.
— Рад стараться, вашскородие! — вытянувшись, ответил Чилим.
В это время поезд остановился.
— Разрешите идти? — козырнул Чилим.
— Иди,— качнул головой ротный.
Чилим спрыгнул с подножки и побежал снова искать кипяток. «Оно, пожалуй, как они воюют, так можно воевать и до победы. С водкой-то все сойдет, — думал Чилим, нацеживая кипяток в чайник. — А все-таки здорово повезло, черт побери, давно я уже не пил. Скоро развезет... Славный этот Дернов. Вот такому жизнь спасти можно. Он солдата где накажет за проступок, а где просто уговорит, урезонит, а под суд отдать — нет, он это не любит. Вот таких побольше бы было командиров. А этим воевать можно и до победы... В блиндаже под шестью накатами не так уж опасно, да еще после водки, выпитой для храбрости... А вот попробовали бы в окопах посидеть вместе с солдатами, где грязь через голенище в сапоги валится, а сверху то дождь тебе за ворот льет, то снегом засыпает, а ты не двигайся, не шевелись. Высунулся из окопа — пуля тебе в лоб».
С такими мыслями Чилим вернулся в свой вагон.
Его обступил и друзья.
— А мы думали. Васяга, ты совсем отстал, как тогда в Сызрани.
Чилим вспомнил Сызрань и дорогу, по которой торопился с радостной мыслью повидать Надю и родную мать. Да, тогда еще было куда торопиться, бежать, а сегодня некуда, да и незачем... Чилим присел на нары рядом с ефрейтором Кукошкиным и, громко скрежеща зубами, стал грызть сухарь.
— Не было бы счастья, да несчастье помогло, — сказал захмелевший Чилим. — В штабной второпях-то я заскочил. А там попойка идет, какой-то праздник справляют и шумно спорят...
— И тебе, наверное, стакан поднесли? — спросил Бабкин.
— Я было спрятался в тамбуре, да Дернов увидал и затащил меня в вагон. Приказал подать чайный стакан.
— То-то от тебя водкой прет, — сказал Кукошкин.
— А все-таки он хорош! Вот это уж командир, отец родной, а не командир. Все-то он чувствует и все знает... — с чувством гордости сказал Чилим.
— О чем, говоришь, спорят? — поинтересовался Ку-кошкин.
— Да все о войне. Дернов крепко сказал... — и Чилим пересказал слова полковника. Солдаты внимательно слушали его.
— Командир правильно говорит, — подтвердил Кукошкин, — мы это все и на собственной шкуре чувствуем... Думаете, зря над нами немцы смеются, — проговорил ефрейтор, вытаскивая из-за голенища свернутую бумагу.
Это был плакат, найденный разведчиками в немецких окопах, захваченных на Северном фронте. На нем был намалеван яркими красками царь Николай Второй в лаптях, в синих штанах и в красной рубашке до колен, подпоясанной широким голубым кушаком, за которым торчит топор, С топора падают красные капли на царские лапти. В правой руке он держит обойму патронов, а в левой — связку икон. Внизу подпись по-русски: «Помолитесь, сыночки, да постреляйте, а я еще принесу».
— Здорово, сучьи сыны, прохватили! Как есть царь. Ты гляди, и бороденку рыжую прицепили, — смеясь, сказал Чилим.
— Правильно? — спросил Кукошкин солдат.
— Все правильно, — хором ответили солдаты.
— Подожди-ка, господин ефрейтор, а сзади-то кто стоит? Да вроде бы царя благословляет?.. — спросил Бабкин.
— О, это большой человек... — смеясь, ответил Ку-кошкин. — Это царицын полюбовник.
— Распутин, что ли?
— Он самый,
— Здоров дядя!.. А царь-то что, видишь, какой...