Буря
Шрифт:
— Да-да, мы останемся здесь вместе! Нас никакая сила не разорвет… И не замерзнем мы. Да мне жарко теперь, а не холодно! Так и переждем здесь, пока буря не закончится.
Прошло не более полуминуты, и тогда Альфонсо передернулся, и вскрикнул:
— Да что ж это я?! Да прости ж ты меня, любимая… Прости ты меня! Ведь, Тварь я последняя, а смею тебя обнимать! Ведь, я же поклялся, что в десять дней, чего бы мне это ни стоило — спасу тебя! Так как же я могу здесь хоть на мгновенье оставаться?!.. Что?!.. Буря?!.. Да какая буря может остановить волю Человека ежели он только стремиться! Да как же я могу хоть на мгновенье в покой погружаться?!..
Он попытался подняться, однако, оказалось, что снега на него намело столько, что и плеч разогнуть невозможно было. Все же, несмотря на эту тяжесть, медленно он стал подниматься: груз снежный давил ему на плечи, а он прижимал к груди Нэдию, и титаническим усилием воли, все-таки разрывал эту тяжесть — но прошло еще несколько минут в борьбе, прежде чем он вырвался в этот ревущий темно-серый мир, такой бесцветный, такой жуткий, что и не понять было — день ли теперь, или же ночь.
Снежный насып им пришлось преодолеть ползком, дальше же, они попытались идти, взявшись за руки, однако, оказалось, что снега намело уже столько, что ноги проваливались полостью, и вновь им пришлось ползти — только вот и ему и ей все время страшно становилось, что ненастье унесло близкого, и они постоянно оборачивали друг к другу голову; наконец, не удовлетворенные и этим, вновь схватились за руки; и так уж, среди непереносимого грохота, чувствуя, как на спинах их вырастают целые сугробы, ползли довольно долгое время. Боль душевная терзала Альфонсо, все это время — вот прокричал он:
— А братья то мои, а Гэллиос?! Про них то как я мог позабыть?!.. Ведь, и их же взял вот и оставил!.. Уж и не знаю, что теперь делать! Как жить то мне, со всеми грехами этими?!.. Быть может — это все тоже сон был?!.. Эта деревня, бойня — могло ли мне все это просто-напросто привидится?.. Да — просто кошмарный сон!.. Но, Нэдия — у нас всего десять дней, и уж это то точно не сон! Вперед же! Вперед!..
Ни Вэллас, ни Вэллиат, ни Вэлломир толком и не помнили ничего из того, что сталось с ними, с того мгновенья, как они из под земли вырвались. Вроде бы, увидели они красу небес звездных, только и стали ими любоваться, как нахлынул некий ужас — образы от которых разум мутился кружились вокруг них, затеняли красоту, орали, бросались на них, пронизывали их тела; и не было сил от них избавиться, не было сил вырваться хоть куда-то. Все перемешалось, и не было уже ничего кроме ужаса, и они уж и своих имен не помнили — метались из стороны в сторону, и все больше переплетались — вот уж и кости их затрещали…
Потом было долгое падение вниз, боль невыносимая, каждому из них запомнился треск собственных костей; затем — наступила тьма; но какая же жуткая тьма! В этой тьме они могли мыслить, и все их мрачные мысли тут же обращались в плоть, словно живые, но ужасающие виденья, представали перед ними. Таким образом мучались они до тех пор, пока не раздались знакомые голоса — и тогда наступило хоть какое-то облегченье. Постепенно возвращалось сознание, и, наконец, открыли они глаза, увидели над собою стены ущелья, низкое стремительное небо, которого, впрочем, почти не было видно за беспрерывно сыплющей снежной круговертью. Над ними склонялся Гэллиос, рядом помахивал хвостом Гвар, но взгляд у пса был мрачными, сам он напряженным, ну а старец едва не плакал, однако — быстро справился с этой слабостью, и проговорил:
— Что ж — раз Альфонсо нас оставил, а буря только усиливаться будет, надобно нам прибежище найти…
Братья смогли немного приподняться, и каждый увидел рядом с собою двух чудищ — покрытых спекшимися, с кровавыми прожилками углями — и только по глазам узнавали они близких своих. Больше всего досталось Вэлласу, он же был самым слабым, однако, только увидел преображенный постоялый двор, так и вскрикнул:
— Маргарита!.. Вы, ведь, нас вынесли… Там и девушка должна была быть!.. Вы ее должны были видеть, быть может — только тело?!.. Смотрите на меня, и говорите правду!..
Гэллиос и так смотрел ему прямо в глаза, и отвечал:
— Нет — мы не видели ее.
— Лжете! — тут же воскликнул Вэллас. Я же чувствую — видели, видели ее! Да я, когда уже из мрака поднимался видел — она меня за руки держала, тащила куда-то.
— Я говорю правду. — спокойно отвечал Гэллиос. — Мы видели Что-то внешне временами похожее на Маргариту, так же, возможно, несущее в себя частицу той Маргариты. Но — это уже не человек. Так что я сказал правду: мы не видели твоей Маргариты — ее уже нет в этом мире.
— Ха-ха! — безумно захохотал Вэллас, и очень, в эти мгновенья, был похож на демона из преисподней. — Вздумали говорить то, чего, на самом то деле нет, и быть, попросту не может!.. Это же она была, а вы говорите, что — не она!
И вот вскочил Вэллас, и, не слыша предостерегающих криков, бросился к пролому, в который по прежнему, словно в воронку, продолжал затягиваться снег. Он уже почти врезался в эту визжащую стену, и она, почти уже поглотила его, когда, вслед за ним метнулся Гвар, сбил его с ног (что сделать было не сложно, так как, он едва на ногах держался). Пес подхватил его, оттащил от крыльца, и вопросительно взглянул на Гэллиоса, однако — тот и сам пребывал в растерянности, и проговорил едва слышно:
— …Вот так воин оказывается среди вражьего войска. Пусть он великий воитель, но, ежели каждая снежинка — его противник, так, в конце концов, они попросту завалят его. А единственное прибежище обратилось в главное чудище — в это убежище входить — все одно, как в пасть, к этому чудищу. А на плечах его еще трое раненых. Но — главное не отчаивается, ведь, не бывает ничего не исходного; и, даже в предначальном мраке была искорка, из которой разгорелось все сущее. Гвар, не знаю, как я справлюсь и с одним — но ты должен будешь вынести остальных двоих…
Вэлломир попытался подняться и идти сам — он приложил огромное, гордыней его рожденное усилие, и, действительно, кое-как смог приподняться. Против ветра сделал на почерневших своих ногах несколько нетвердых шагов, но вот перед ним выросли сплетенные из снежинок, переплетенные между собою тела воинов, и их коней, с ужасающим воем бросились на него, ударили в грудь, и он даже перевернулся, пал там, откуда поднялся, захрипел, застонал — вновь попытался подняться, однако же — теперь у него ничего не вышло…
Между тем, снежная круговерть, закружилась вокруг них плотными стремительными стенами, так что казалось — сидели они на дне морском, а вокруг кружилась нижняя часть водоворота. Стремительные образы перемежевались, разлетались, и, тут же, собирались вновь: искаженные, пребывающие в постоянном движенье лица, и части тел — все это, вихрясь, набрасывалось друг на друг, друг друга поглощало, и тут же выплескивалось, стонало и разрывалось, были такими плотными, что даже и постоялого двора за ними не было видно.