Буря
Шрифт:
— О, могучий, вызови своего дракона! Пусть он прожжет!
— Где ж он тут развернется?! — надменно выкрикнул Ринэм. — Я требую, чтобы никогда отныне не подсказывали мне. Все — уходим отсюда.
— Неужели оставим их здесь? — выкрикнул Тьер. — Ты же знаешь, что уже никогда не суждено нам будет воротится.
— Не время спорить. Каждый, кто не подчиняется мне — тот враг и мой, и всего народа!
— Вот так да — и это наш Ринэм. — молвил негромко Ячук.
Однако, Ринэм еще раз прокричал зычным своим голосом приказанье, и восставшие, с тяжелым сердцем, покинули эту шахту. Вслед им неслись крики, мольбы о помощи; наконец — и проклятья. В отступающей толпе слышались такие голоса: «На что же мы их оставляем?.. Ведь орки на них и за нас отыграются!.. Там и женщины, и дети — я слышала, слышала — там маленький плачет!..» — однако, несмотря на такое настроение, никто не останавливался: ведь, теперь у них был предводитель — они готовы были выполнить любое повеленье его — ведь, он вел их к Свободе; и, хоть многие из них, уж и не ведали толком, что это за Свобода — да знали только, что это самое прекрасное, что только может быть; и с каждым шагом все усиливался в сердцах их трепет.
Вот достигли они залы, из которой в ковшах поднимали руду — теперь никого там не было, а ковши стояли на земле; со всех сторон, сгущаясь, бил холодный и душный пар; поднимался вверх, скрывал проем, куда тянулись цепи. Ринэм повелел всем замолчать, и так уже велико было почтение к нему, что повеленье было немедленно исполнено, и в наступившей тишине хорошо стали слышны жалостливые вопли оставшихся в шахте, над всеми же гловествовал надрывистый вой младенца… Больше же никаких звуков не было — разве что тянущиеся вверх цепи, соприкасались, и слабо позванивали, от движений воздуха…
Ринэм кивнул:
— Хорошо — кажется, они так перепугались, что даже и засады не устроили. Начнем подъем. Пусть первыми выйдут добровольцы.
И нашлись такие добровольцы, которые решили послужить для общего блага. Они уселись в ковш, а другие стали крутить подъемные механизмы, и вскоре ковш скрылся в с парах. Ячук вслух досчитал до ста, и проговорил:
— Все, довольно — сейчас они как-раз достигли огражденья.
Вслед за тем, один за другим упали три камешка, что было условным знаком, что все там хорошо. Начался подъем. Восставшие грузились в ковши, и здесь Ринэму пришлось изрядно покричать, что бы рассаживались без толкотни, и в равном количеству. Тут, правда, нашлись ему помощники; которые окриками своими, право, много переняли у орков, и только, разве что кнутов у них в руках не было.
Когда поднялась примерно половина, Ринэм решил, то пришла и его очередь — он один занял целый ковш; и, поднимаясь, говорил надменным и покровительственным тоном тем, кто потел у подъемных механизмов:
— Не бойтесь. Когда никого не останется, усаживайтесь в ковш, и мы вас вытянем за цепь.
Но вот его ковш подняли, и он оказался в широкой зале, от которой исходили во множестве железные коридоры. Как раз, когда он сошел на пол, рванулся, разом из всех этих проходов, вопль какого-то чудища. Те, кто собрались здесь с мольбой обернулись к нему; однако, он повелел им строиться; и тут вновь за дело взялись командиры, которым уже с радостью подчинялись.
Ринэм обращался к Ячуку:
— Ну что — узнаешь?
Маленький человечек все это время внимательно оглядывал залу, и теперь произнес:
— Вроде бы и похоже на ту половину, а все ж и по другому несколько. Не могу я тут ничего утверждать с точностью. Придется понадеяться на удачу.
Наконец, все были подняты и остались только те, кто надрывались с механизмами. Там, внизу, они уселись в подъемник, и стали дергать ту цепь, которую следовало поднимать. Несколько попытались вытянуть — однако, так-как ухватится можно было только за малую часть цепи, то даже и приподнять они их не смогли. Тогда то за дело взялся Тьер — он передал Эллиора и Хэма кому то на руки, сам же ухватился за цепь, и могучими рывками принялся ее поднимать. Даже и для такого великана, как он работа оказалась нелегкой: буграми вздулись мускулы, он тяжело задышал…
Тем временем, Ринэм подошел к какой-то матери на руках которой сидела миловидная, хоть и тощая девочка лет пяти. Девочка дрожала, а в больших ее глазах стояли слезы, и тогда Ринэм подхватил ее к себе на руки, и, поднявшись на какой-то железный выступ поднял девочку над головою; он, глядя поверх голов, изрек торжественным голосом:
— Вот она — будущее наше. Посмотрите, какое хрупкое, какое прекрасное создание! Разве же не достойна она Свободы, разве же мыможем позволить ей умереть в этой темнице! И я выведу вас!..
Толпа довольно загудела, некоторые даже принялись плакать от усиления; некоторые протягивали к Ринэму руки, решивши, что он, могучий, подхватит их так же, как и эту девочку, вынесет к Свободе; Ринэм продолжал торжественным голосом:
— Следуйте за нами, и свобода будет нашей! Так же, как и это хрупкое дитя, вызволю я вас из полона! Я — Ринэм!
— Ринэм!.. Ринэм!.. Ринэм!.. — хором пронеслось по толпе.
Между тем произошло вот что: Тьер, который напрягал все силы, и поднял ковш метров на десять, услышал снизу полные ужаса вопли, которые переросли в жирный, гудящий звук, который, однако, по разумению его, могли издавать только живые существа. Затем же цепь дернулась с такой силой, что содрала с ладоней кожу; и он сам рухнул бы, если бы не успели его подхватить двое стоявших поблизости. Там уж сам Тьер выбрался, обернулся и увидел, что цепь бешено трясется, снизу же неслись жирные гудящие звуки, наконец, раздался такой звук, будто лопнул громадный шар, набитый чем-то вязким.
Тьер вновь схватился за цепь и стал поднимать — на этот раз ковш поднимался на удивление легко (в это время Ринэм, как раз проговаривал свою торжественную речь) — наконец, последовали такие звенья, которые были темны от крови, еще несколько рывков, и вот показался сам ковш — точнее то, что от него осталось — это был бесформенный, смятый ошметок, из которого обильно капала кровь.
Бывшие рядом, увидели это, вскрикнули; один из них склонился вниз, и стал звать тех, кто по его мнению, там еще остался. Но вот голова его с резким хрустом отдернулась, и оказалась пронзенной десятками шевелящихся, беловатого цвета щупалец. Вот тело окутала белесая слизистая пелена; и на краем появился здоровенный слизень, в центре которого поднималось вздутие болезненного, красноватого цвета. Самым жутким в нем было то, что некоторые части были железными, и даже видно было как внутри, проворачиваются ржавые передачи — вот щупальца рывком вытянулись, легко пронзили еще нескольких стоявших поблизости, одним стремительным рывком придвинул к себе, обвил слизью, поглотил внутрь.
Тут уж кто-то завопил пронзительно, и началась паника, давка. Что касается Тьера, то он успел отскочить в сторону, и стал пробираться к тому месту, где оставил Эллиора и Хэма — он бы мог туда пробиться достаточно легко, но при этом пришлось бы многих передавить, а он не хотел этого делать.
Ринэм, увидев, что происходит, тут же и позабыл про девочку, отпустил ее, и она тут же бросилась к матери — мать тоже пробивалась к девочке, однако — тщетно: толпа отнесла женщину прочь; ну а девочку затолкали, едва не затоптали; она прорывалась сама не ведая куда, а выходило, что навстречу чудищу, которое все выбиралось и выбиралось из проема…
— Стойте! — со всех сил крикнул Ринэм — некоторые оборачивались, но большая часть так ужаснулась этой твари, что и не слышала ничего.
Ринэм тихим голосом повелел: «Вран, прийди на помощь» — однако, никакого ответа не последовало; и вот Ринэм, еще раз взглянув на то что жадными рывками выбиралось из проема, и сам содрогнувшись от отвращения, поспешил за убегающими.
Между тем, этот слизень, созданный наполовину волшебством, наполовину — хитроумными механизмами, все продолжал выбираться. Он выполз уже метров на десять; и оказалась, что задняя его часть закрыта проржавевшими листами, из под которых сочилась желтоватая слизь.