Бувар и Пекюше
Шрифт:
Множество вещей вызывало в них вожделение: какой-нибудь оловянный горшок, стразовая пряжка, ситец с широкими разводами. Недостаток денег сдерживал их.
По счастливой случайности они откопали в Баллеруа у лудильщика готическую оконницу таких размеров, что ее оказалось возможным вставить в правую половину оконной рамы возле кресла. Колокольня Шавиньоля виднелась вдали, производя поразительное впечатление.
Горжю сделал налой из нижней части одного шкафика и поместил его под оконницей, поощряя их манию. Она была так сильна, что их искушали памятники, о которых неизвестно решительно ничего, как,
В Байе, по словам г-на де Комона, когда-то был театр. Они безуспешно разыскивали это место.
В селе Монреси есть луг, знаменитый тем, что некогда на нем найдены были медали. Они рассчитывали там на крупную поживу. Сторож их туда не пустил.
Также неудачны были их поиски канала, соединявшего в былое время Фалезский водоем с предместьем Кана. Утки, которых пустили в него, появились в Воселе с квохтаньем: «Кан, кан, кан», откуда произошло названье города.
Никакие хлопоты их не останавливали, никакая жертва.
На постоялом дворе в Мениль-Виллемане позавтракал в 1816 году г-н Галерон и заплатил четыре су. Они заказали там те же кушанья и с удивлением удостоверились, что цены с тех пор изменились!
Кто был основателем аббатства св. Анны? Существует ли родство между моряком Онфруа, который импортировал в XII столетии новый сорт картофеля, и Онфруа — губернатором Гастингса в эпоху Завоевания? Как раздобыть «Коварную пифию», комедию в стихах некоего Дютрезора, сочиненную в Байе и представляющую ныне одну из величайших редкостей? Во времена Людовика XIV Герамбер Дюпати, или Дюпастис Герамбер, написал сочинение, никогда не появлявшееся в свет, пересыпанное анекдотами об Аржантане; необходимо было найти эти анекдоты. Куда делись собственноручные мемуары г-жи Дюбуа де ла Пьер, которыми пользовался Луи Дапре, викарный священник Сен-Мартена при составлении неизданной истории Легля? Все это были проблемы, факты, которые любопытно было выяснить.
Но часто какое-нибудь беглое указание приводит к открытию безмерного значения.
И опять надев свои блузы, чтобы не возбуждать подозрений, они под видом разносчиков стали ходить по домам, скупая макулатуру. Им ее продавали кипами. Это были ученические тетради, счета, старые газеты, — ничего полезного.
Наконец Бувар и Пекюше обратились к Ларсонеру.
Он поглощен был кельтскими древностями и отвечал на их вопросы кратко, задавая им другие.
Наблюдали ли они в своей местности следы поклонения псу, какие встречаются в Монтаржи? И нет ли особых черт в праздновании Ивановой ночи, в брачных обрядах, народных речениях и т. п. Он даже просил их собрать для него несколько кремневых топориков, называвшихся celtae и употреблявшихся друидами «при их преступных жертвоприношениях».
С помощью Горжю они раздобыли дюжину таких топориков, послали ему самый маленький, а остальными обогатили свой музей.
Они прогуливались в нем любовно, сами его подметали, рассказывали о нем своим знакомым.
Однажды днем г-жа Борден и г-н Мареско явились его обозреть.
Их принял Бувар и для начала показал им сени.
Балка была не что иное, как старая фалезская виселица, согласно утверждению продавшего ее плотника, которому об этом сообщил его дед.
Большая цепь в коридоре происходила из подземных темниц
— К чему все эти черепки? — воскликнула г-жа Борден.
— Чтобы нагревать бани; но разрешите соблюдать некоторый порядок. Здесь перед вами гробница, открытая на постоялом дворе, где она служила для водопоя.
Затем Бувар взял в руки обе урны с землею, которая была человеческим прахом, и приблизил к своим глазам бутылку, чтобы показать, каким образом римляне проливали в нее слезы.
— Но у вас тут одни только мрачные вещи!
Действительно, это было слишком, пожалуй, серьезно для дамы, и он вынул из ящичка несколько медных монет и одно серебряное денье.
Г-жа Борден спросила нотариуса, какую сумму могло бы это составить в настоящее время.
Кольчуга, которую рассматривал Мареско, выскользнула у него из рук. Бувар скрыл свое неудовольствие.
Он даже любезно снял алебарду и, нагибаясь, поднимая руки, стуча каблуками, делал вид, будто рассекает коню поджилки, колет как штыком, убивает неприятеля. Вдове он показался силачом.
Она пришла в восторг от комода с ракушками. Сенталлирская кошка очень ее изумила, груша в графине — несколько меньше. Затем, подойдя к камину, она сказала:
— Ах, эту шляпу следовало бы отдать в починку.
— Три пули продырявили ее поля. Она принадлежала атаману разбойников Давиду де Ла Базоку, изменнически выданному и убитому на месте в эпоху Директории.
— Тем лучше, — хорошо сделали, — сказала г-жа Борден.
Мареско презрительно посмеивался, глядя на редкости. Он не оценил башмака на деревянной подошве, который был некогда вывеской у торговца обувью, и не понял, к чему нужен фаянсовый бочонок, простая посудина для сидра; а св. Петр, откровенно говоря, производил жалкое впечатление — у него был вид пьяницы.
Г-жа Борден заметила:
— Вам он, однако, должен был обойтись недешево.
— О, не так уж дорого. Один кровельщик отдал его за пятнадцать франков.
Затем она выразила неодобрение даме в пудренном парике за неприличное декольте.
— Ну, это не беда, — возразил Бувар, — было бы оно только красиво.
И прибавил, понизив голос:
— Как у вас, например.
Нотариус стоял к ним спиною, разглядывая ветви семейного дерева Круамар. Она ничего не ответила, но стала играть своею длинною цепочкой от часов. Груди ее вздували черный шелк корсажа, и, слегка прищурив глаза, она опускала подбородок, как пыжащийся голубь, затем спросила с простодушным видом:
— Как звали эту даму?
— Неизвестно. Она была любовницей регента, — знаете, того, что так напроказил.
— Я думаю, скрижали времен…
И нотариус, не докончив фразы, выразил сожаление по поводу примера, который был подан в пылу страстей главою государства.
— Но вы все таковы!
Мужчины запротестовали. Последовал диалог о женщинах, О любви. Мареско утверждал, что существует много счастливых союзов; иногда человек даже не подозревает, что счастье у него под рукою. Намек был прозрачен. Щеки у вдовы зарделись, но, почти немедленно оправившись, она сказала: