Бувар и Пекюше
Шрифт:
Но сколько ни обращались они к помощнику мэра, а затем к муниципальному советнику, они не получили из Виллера никаких вестей. Несомненно, жители относились ревниво к своим ископаемым. А возможно и то, что они запродали их англичанам. Решено было ехать в Гашет.
Бувар и Пекюше отправились в дилижансе из Фалеза в Кан. Затем коляска доставила их из Кана в Байе; оттуда они дошли пешком до Портанбессена.
Их не обманули. Откосы Гашет усеяны были странными булыжниками. По указаниям содержателя постоялого двора они достигли песчаного побережья.
Был отлив, он обнажал все гальки со степью водорослей, простиравшейся до самой
Поросшие травой ложбинки пересекали скалу, сложившуюся из мягкой бурой породы, которая, в нижних своих пластах, отвердевая, переходила в серую каменистую стену. Струйки воды непрерывно стекали с нее, а вдали ревело море. По временам оно словно приостанавливало свое биение; и тогда слышен был только тихий шум ручьев.
Приятели спотыкались на цепких травах, кое-где им приходилось перепрыгивать через ямы. Бувар уселся на берегу и стал глядеть на волны, ни о чем не думая, завороженный, безвольный. Пекюше повел его к откосу, чтобы показать аммонит, инкрустированный в утесе, как алмаз в жильной породе. Они обломали себе ногти, без инструментов нельзя было обойтись, к тому же надвигалась ночь. Небо на западе было окрашено багрянцем, и весь берег окутан сумраком. Посреди казавшихся черными водорослей простирались лужи воды. Море набегало на них. Пора было возвращаться.
На следующее утро они атаковали киркою и ломом ископаемое, и у него треснула оболочка. Это был так называемый ammonites nodosus, изглоданный по краям, но весом добрых шестнадцати фунтов. Пекюше в восторге крикнул:
— Мы должны преподнести его Дюмушелю!
Затем попадались им губки, теребратулы, настоящие касатки, только не крокодил! За его отсутствием они принялись искать позвоночник гиппопотама или ихтиозавра, какую бы то ни было кость времен потопа, и вдруг заметили на высоте человеческого роста, у скалы, очертания, представлявшие остов гигантской рыбы.
Стали обсуждать, как бы достать его.
Решено было, что Бувар будет высвобождать его сверху, между тем как Пекюше начнет разбивать скалу, чтобы дать ему опуститься плавно и в сохранности.
Переводя дыхание, они увидели у себя над головой, в поле, таможенного надсмотрщика в плаще. Он повелительно махнул им рукой.
— Ну, чего тебе? Убирайся к черту!
И они продолжали трудиться. Бувар, подымаясь на носки, колотил мотыгою, Пекюше, перегнувшись, долбил ломом.
Но надсмотрщик вновь появился ниже, в ложбине, сигнализируя энергичнее. Они не обращали на него никакого внимания! Овальное тело выпирало из-под уменьшившегося слоя земли и наклонялось, готовое покатиться вниз.
Вдруг показался другой человек, с саблей.
— Ваши паспорта?
Это был стражник на дозоре. В ту же минуту подоспел таможенный надсмотрщик, пробежавший по оврагу.
— Хватайте их, дядя Морен! А не то обрушится скала.
— У нас научная цель, — ответил Пекюше.
Тут глыба, сорвавшись, пронеслась на таком близком от них расстоянии, что еще немного — и погибли бы все четверо.
Когда пыль рассеялась, они различили корабельную мачту, — она рассыпалась в прах под сапогом надсмотрщика. Бувар сказал, вздыхая:
— Мы ничего худого не делали.
— Ничего нельзя делать на территории Инженерного ведомства! — возразил стражник. — Прежде всего скажите, кто вы такие, чтобы я мог составить протокол.
Пекюше заупрямился, заговорил о несправедливости.
— Не рассуждать! Следуйте за мною.
Как только они пришли в гавань, за ними побежала толпа мальчишек. Бувар, красный, как мак, напустил на себя выражение достоинства; Пекюше, очень бледный, метал вокруг яростные взгляды; и оба эти незнакомца, с камешками в носовых платках, имели вид подозрительный. Предварительно их поместили на постоялом дворе, хозяин которого, стоя на пороге, преграждал толпе вход. Затем каменщик потребовал обратно свои инструменты. Они заплатили за них, — опять убытки! А стражник все не возвращался. Почему? Наконец какой-то господин с крестом Почетного легиона на груди отпустил их. И они ушли, назвав свои имена, фамилии и место жительства, обещав быть впредь осмотрительнее.
Кроме паспортов, им недоставало многих еще вещей, и прежде чем предпринять новые изыскания, они навели справки в «Спутнике путешественника-геолога», сочинении Боне. Во-первых, нужно иметь хороший солдатский ранец, далее — землемерную цепь, напильник, щипцы, буссоль, три молотка за поясом, и прикрывать их сюртуком, ибо он «предохранит вас от той бросающейся в глаза внешности, которой следует избегать в пути». Палкою послужила Пекюше обыкновенная туристская палка в шесть футов, с длинным железным наконечником. Бувар предпочел трость с зонтиком или зонтик-полибранш, у которого набалдашник снимается, после чего можно пристегнуть шелк, содержащийся отдельно в мешочке. Они не забыли крепких башмаков с гетрами, двух пар подтяжек для каждого, «имея в виду испарину», и хотя нельзя «всюду появляться в картузе», все же отказались от расхода на «одну из тех шляп, которые складываются и носят имя их изобретателя — шапочного фабриканта Жибюса».
То же сочинение сообщает правила поведения: «Знать язык страны, которую вы собираетесь посетить», — они его знали. «Скромно держать себя» — это у них было в обычае. «Не иметь при себе слишком много денег» — ничего не может быть легче. Наконец, чтобы оградить себя от всякого рода затруднений, полезно присвоить себе «звание инженера».
— Что ж! Присвоим!
После всех этих приготовлений они приступили к экскурсиям, отлучались иногда на неделю, проводили жизнь на открытом воздухе.
То на берегах Орны они в расщелине замечали бока утесов, косые ребра которых высились между тополями и вереском, то приходили в уныние, встречая вдоль дороги одни лишь пласты глины. Находясь перед каким-нибудь пейзажем, они любовались не рядом плоскостей, не глубиною далей, не волнистыми перекатами зелени, а тем, что было невидимо, что было внизу — землею. И каждый холм был для них новым доказательством потопа. За манией потопа последовало увлечение эрратическими валунами. Большие камни, одиноко лежавшие в полях, должны происходить от исчезнувших ледников, и они разыскивали морены и раковистые известняки.
Неоднократно их принимали за разносчиков, основываясь на их нарядах. И когда им случалось заявлять, что они «инженеры», ими овладевала боязнь: присвоение подобного звания могло навлечь на них неприятности.
К концу дня они задыхались под тяжестью образцов, но бестрепетно приносили их домой. Ими усеяны были ступени лестницы, комната, зала, кухня, и Жермена жаловалась на обилие пыли.
Не легкая была задача — находить названия горных пород, прежде чем наклеивать на них ярлыки. Разнообразие окрасок и строения вело к тому, что глину они смешивали с мергелем, гранит с гнейсом, кварц с известняком.