Бувар и Пекюше
Шрифт:
Больной, в дремоте, увидел два гневных лица и расплакался.
Жена его тоже не знала, что ответить: один был искусен, но другой, быть может, владел секретом.
— Прекрасно! — сказал Вокорбей. — Если вы колеблетесь между человеком, получившим диплом…
Пекюше хихикнул.
— Вы чего смеетесь?
— Да ведь диплом не всегда служит доказательством!
Доктор был задет в своих профессиональных интересах, преимуществах, общественном значении.
— Это мы увидим, когда вы будете привлечены к суду за недозволенное врачевание!
Затем
— Можете позволять этому господину убивать вашего мужа сколько угодно, и пусть меня повесят, если я еще когда-нибудь буду в вашем доме.
И он углубился в буковую аллею, размахивая палкой.
Когда Пекюше пришел домой, Бувар был тоже в большом волнении.
От него только что ушел Фуро, выведенный из себя геморроидальными шишками. Тщетно доказывал Бувар, что они предохраняют от всех болезней. Фуро не внимал никаким словам, грозил ему иском о проторях и убытках. У Бувара от этого голова шла кругом.
Пекюше рассказал ему о своем приключении, которое считал более важным, и его слегка покоробило равнодушие Бувара.
На следующий день у Гуи разболелся живот. Это могло быть вызвано несварением пищи. Вокорбей, пожалуй, не ошибался. Должен же врач знать в этом толк. И совесть начала мучить Пекюше. Он боялся оказаться человекоубийцей.
Из осторожности они услали прочь горбуна. Но, лишившись завтраков, мать подняла шум. Зря таскали ее каждый день из Барневаля в Шавиньоль!
Фуро успокоился, а Гуи стал поправляться. Теперь уже была уверенность в исцелении: такой успех придал смелости Пекюше.
— Не поработать ли нам над акушерством, при помощи одного из манекенов…
— Не нужно больше манекенов!
— Это половинки туловища из кожи, изобретенные для обучения повивальных бабок. Мне кажется, я сумел бы поворачивать плод!
Но Бувар устал от медицины.
— Пружины жизни сокрыты от нас, болезни чересчур многочисленны, средства сомнительны, и в книгах нельзя найти ни одного разумного определения здоровья, недуга, диатеза, ни даже гноя.
От всего этого чтения у них помутилось в мозгу.
Бувар, схватив насморк, вообразил, что у него начинается воспаление легких. Когда пьявки не ослабили фокуса в боку, он поставил себе мушку, действие которой сказалось на почках. Тогда он подумал, что у него камни.
Обрезка грабов очень утомила Пекюше, и после обеда у него случилась рвота, очень его испугавшая. Заметив у себя к тому же некоторую желтизну лица, он заподозрил болезнь печени, задавался вопросом:
— Больно ли мне?
И в конце концов почувствовал боль.
Рассматривая друг друга, они смотрели язык, щупали пульс один у другого, пили разные минеральные воды, принимали слабительные и боялись холода, жары, ветра, дождя, мух, а главное — сквозняков.
Пекюше решил, что нюханье табака губительно. К тому же чихание вызывает иногда разрыв аневризмы, — и он расстался с табакеркой. По привычке он запускал в нее пальцы, затем вдруг вспоминал о своей неосмотрительности.
Так как черный кофе возбуждает
Их идеалом был Корнаро, тот венецианский дворянин, который благодаря особому режиму дожил до крайней старости. Не во всем подражая ему, можно соблюдать те же меры предосторожности, — и Пекюше извлек из своей библиотеки руководство по гигиене доктора Морена.
Как объяснить, что до сих пор они живы? Кушанья, которые они любили, запрещены в этой книге. Жермена, растерявшись, уж и не знала, что им готовить.
Все мясные блюда имеют недостатки. Кровяная колбаса и свинина, копченые сельди, омары и дичь — «неподатливы». Чем крупнее рыба, тем больше содержит она желатина и, следовательно, тем она тяжелее. От овощей развиваются кислоты, макароны влекут за собой сновидения, сыры, «вообще говоря, неудобоваримы». Стакан воды утром «опасен». Каждый напиток или снедь сопровождаются таким предупреждением или словами: «Вредно! Остерегайтесь злоупотреблять. Не все переносят». Почему вредно? В чем злоупотребление? Как знать; перенесешь ли то или иное?
Какая сложная задача — завтрак! Они перестали пить кофе с молоком ввиду его отвратительной репутации, а затем — шоколад, ибо это — «смесь несваримых веществ». Оставался, таким образом, чай. Но «нервные особы должны от него совершенно отказаться». Однако Декер в XVII столетии предписывал его в количестве двадцати декалитров ежедневно, чтобы очищать область поджелудочной железы.
Эта справка пошатнула их уважение к Морену, тем более, что он осуждал все головные уборы, шляпы, картузы и колпаки, возмутив такою критикой Пекюше.
Тогда они купили трактат Бекереля, из которого узнали, что свинина сама по себе «хорошее пищевое вещество», табак совершенно безвреден, а кофе «необходимо военным».
Доселе они уверены были в том, что сырые местности нездоровы. Ничуть не бывало! Каспер заявляет, что они не так смертоносны, как сухие. Нельзя купаться в море, не освежив предварительно кожи; Бежен советует бросаться в воду не остынув. Чистое вино после супа считается весьма полезным для желудка; Леви считает, что оно разрушительно действует на зубы. Наконец, фланелевый нагрудник, этот страж, этот блюститель здоровья, любимый Буваром и неотделимый от Пекюше, некоторыми авторами, без обиняков и страха перед общественным мнением, признается вредным для людей полнокровных и сангвинических.
Что же такое гигиена?
— «Истина по сю сторону Пиренеев, заблуждение по ту сторону», — утверждает Леви, а Бекерель прибавляет, что это не наука.
Тогда они заказали себе на обед устриц, утку, свинину с капустой, крем, понлевекский пирог и бутылку бургундского. Это было освобождение, почти месть, и они смеялись над Корнаро. Каким нужно быть дураком, чтобы так себя терзать! Какая низость вечно думать о продлении своего существования! Жизнь только тогда хороша, когда наслаждаешься ею.