Бувар и Пекюше
Шрифт:
Затем их любопытство обратилось в сторону зверей.
Они снова открыли Бюффона и пришли в восторг от странных вкусов некоторых животных.
Но так как все книги, вместе взятые, не стоят одного личного наблюдения, то они ходили по дворам и спрашивали крестьян, случалось ли им видеть, чтобы с кобылами спаривались быки, свиньи вожделели к коровам, а самцы куропаток производили друг над другом бесстыдные действия.
— Никогда в жизни.
Такие вопросы казались даже несколько смешными в устах господ их возраста.
Они пожелали сделать опыт неестественной случки.
Наименее трудной была случка
Сначала обе скотинки съели свои маленькие охапки сена, затем стали жевать жвачку; овца легла и блеяла не переставая, а козел, утвердившись на кривых ногах, бородатый и вислоухий, уставил на приятелей поблескивавшие в темноте зрачки.
Наконец, к вечеру третьего дня, они сочли разумным оказать природе содействие; но козел, повернувшись к Пекюше, ударил его рогами в нижнюю часть живота. Овца, охваченная страхом, пустилась кружиться по давильне, как по манежу. Бувар побежал за ней, бросился ее удерживать и упал на землю с двумя клочьями шерсти в обеих руках.
Они возобновили свои опыты над курицами и селезнем, над догом и свиньей, надеясь произвести на свет уродов, ничего не понимая в проблеме видов.
Этим словом обозначаются группы особей, отпрыски которых воспроизводятся; но одни животные, отнесенные к различным видам, обладают способностью воспроизводиться, а другие ее утратили, хотя принадлежат к общему виду.
Они понадеялись получить об этом ясное представление, изучив развитие зародышей, и Пекюше написал Дюмушелю, чтобы тот выслал им микроскоп.
Поочередно они клали на стеклянную пластинку волосы, табак, ногти, лапку мухи, но забывали о необходимой капле воды, а иногда о покровном стеклышке, толкали друг друга, портили прибор; затем, видя один лишь туман, обвинили оптика. Они даже начали сомневаться в значении микроскопа. Открытия, которые ему приписывают, не так уж, пожалуй, достоверны.
Дюмушель, посылая им счет, попросил их собрать для него аммониты и морских ежей. Он был любителем этих редкостей, которыми богат их край. Чтобы возбудить в них вкус к геологии, он прислал им «Письма» Бертрана и «Рассуждения» Кювье о переворотах на земном шаре.
Прочитав эти два сочинения, они нарисовали себе такую картину.
Сначала — огромная водная поверхность, откуда выступали поросшие лишаями мысы, и ни одного живого существа, ни одного крика. Неподвижный, молчаливый, голый мир; затем длинные растения начали раскачиваться в тумане, похожем на банный пар. Совершенно красное солнце перегревало влажную атмосферу. Тогда вспыхнули вулканы, вулканические каменные породы вырвались из гор, и жидкая масса порфира и базальта застыла. Третья картина: в морях, не очень глубоких, возникли коралловые острова; над ними возвышаются пальмовые рощи. Есть там раковины, величиною с тяжелое колесо, черепахи в три метра, ящерицы в шестьдесят футов; амфибии вытягивают между тростниками свои страусовые шеи и крокодиловые челюсти; летают крылатые змеи. Наконец, на больших материках появились крупные млекопитающие с бесформенными членами, напоминавшими плохо обтесанные куски дерева, с кожею толще бронзовых плит, или же волосатые, губастые, с гривами, с изогнутыми клыками. Стада мамонтов паслись на равнинах, ставших впоследствии Атлантическим океаном; палеотерий — полуконь, полутапир — опрокидывал своим рылом муравейники Монмартра, а гигантский олень вздрагивал под каштановыми деревьями от рева пещерного медведя, на который из своей норы откликалась лаем собака Божанси, втрое превышавшая ростом волка.
Все эти эпохи отделены одна от другой переворотами, из которых последним был наш потоп. То была как бы феерия в нескольких действиях, с человеком в виде апофеоза.
Они были поражены, узнав, что на камнях есть отпечатки насекомых, птичьих лапок, и, перелистав одно из руководств Роре, начали собирать ископаемые.
Однажды после обеда, когда они выворачивали кремни на большой дороге, мимо проходил г-н кюре и вкрадчиво заговорил с ними.
— Вы занимаетесь геологией? Прекрасно.
Он уважал эту науку. Она подтверждает авторитет святого писания, доказывая, что потоп совершился.
Бувар повел речь о копролитах, представляющих собою окаменелые испражнения животных.
Аббат Жефруа был, по-видимому, изумлен таким явлением; впрочем, если оно произошло, то это лишний повод преклониться перед провидением.
Пекюше сознался, что их поиски до сих пор были не особенно плодотворны; а между тем фалезские окрестности, как и все юрские отложения, должны изобиловать остатками животных.
— Я слышал, — ответил аббат Жефруа, — будто в Виллере когда-то нашли челюсть слона.
Впрочем, один из его друзей, г-н Ларсонер, адвокат при суде в Лизье и археолог, мог бы снабдить их сведениями. Он составил историю Портанбессена, где рассказано про находку крокодила.
Бувар и Пекюше обменялись взглядом. Одна и та же надежда возникла у обоих, и, несмотря на зной, они долго простояли, расспрашивая священника, который прятался под синим ситцевым зонтиком. Нижняя часть лица у него была немного тяжеловесна, нос заострен; он непрестанно улыбался или наклонял голову, опуская веки.
Зазвонил колокол в церкви.
— До свидания, господа! Разрешите откланяться.
Получив его рекомендацию, Бувар и Пекюше три недели ждали письма от Ларсонера. Наконец ответ пришел.
Виллерского жителя, откопавшего зуб мастодонта, зовут Луи Блош; подробности неизвестны. Что касается истории этого животного, то ей посвящен один из томов Академии в Лизье, своего же экземпляра он не может дать на прочтение, боясь разрознить библиотеку. Что до аллигатора, то найден он был в ноябре 1825 года под скалою Гашет в Сент-Онорине, близ Портанбессена в округе Байе.
Следовали свидетельства в уважении.
Туман, окутавший мастодонта, раздразнил желание Пекюше. Он был бы не прочь немедленно отправиться в Виллер.
Бувар возразил, что, во избежание поездки, быть может, бесполезной и во всяком случае дорого стоящей, следует навести справки; и они письмом запросили мэра этой местности, что случилось с некиим Луи Блошем. Если он умер, то не могут ли его наследники по прямой или боковой линии сообщить им сведения касательно его ценного открытия? Когда он его сделал, в каком месте коммуны пребывает это свидетельство первобытных времен? Есть ли надежда найти подобные ему экземпляры? Во что обойдутся в день работник и тележка?