Буйная Кура
Шрифт:
Таптыг, чтобы не продолжать разговор, принявший неожиданный оборот, пришпорил коня и помчался вдоль реки. Старик Годжа, засучив брюки до колен, стоял около своей лодки и выгребал из нее ведром воду. Дождевой воды налилось до половины лодки, она наполовину погрузилась в воду. Волны толкали ее, и она покачивалась, царапая носом берег, скрипели маленькие камешки.
Ашраф сошел с коня. Он постоял, посмотрел на лодочника и на очаг, тускло горевший на берегу, затем, передав поводья Таптыгу, подошел к старику:
–
Старик выпрямился и посмотрел на парня. Узнав Ашра-фа он улыбнулся и, по обыкновению, хотел весело ответить ему, но вдруг нахмурился.
Ашраф не уловил перемены в старике и с той же приветливостью пошутил:
– Как успехи с молодыми девицами?
Лодочник понял, что Ашраф не знает еще ни о чем, и на этот раз приветливо улыбнулся:
– Знать, настроение у тебя хорошее? Эй, жених красавицы!
– А почему мне хмуриться, отец красавицы?
– Ты мою дочку не трогай, а то свяжусь с твоей теткой.
– Могу подарить тебе тетю, дядя Годжа, лишь бы ты перевез меня на ту сторону.
– Нет, такой шутки я не могу позволить.
– Почему?
– Жизнь не надоела еще...
– Неужели воды боишься?
– Видишь, какая вода.
– И что здесь страшного? Или ты никогда не видел бурной Куры.
– Зачем говорить о том, что было.
– Видно, состарился ты, сдаешь?
Старик повернулся и посмотрел на противоположный берег, на волны, кидающиеся на высокий обрыв.
– Ты прав, сынок. Руки мои не те. Потому и лодка не слушается меня.
Старик вздохнул и сел на дощатое сиденье. Ашраф посмотрел на сморщенную кожу его шеи, на синие жилы на его руках, на пальцы, которые мелко дрожали. В глазах старика действительно была тоска человека, утомленного жизнью. Старик глядел в воду, а волны, подгоняя друг друга, рвались на берег. Разбушевавшаяся Кура завихрилась, вспенилась, и все, что попадало в нее, уносилось в водоворот. За водоворотом, словно остыв от гнева, она текла ровнее, спокойнее.
Ашраф прыгнул в лодку.
– Дядя Годжа, кто старше: ты или эта лодка?
Лодка намного старше меня, сынок. Мой отец говорил, что она досталась ему от деда.
– И отец у тебя был лодочником?
– Да. Мы все лодочники, с тех пор как здесь основано было наше село.
– И Черкез будет лодочником?
Старик помолчал немного, глядя выцветшими глазами на Апграфа.
– Не знаю... Лучше, если бы он не был...
– А почему?
– Лодочники не умирают своей смертью. Эта лодка проводила моего деда и отца. Не сегодня-завтра наступит и моя очередь.
Слова Годжи растрогали Ашрафа. Он представил себе Черкеза, темную их землянку.
– А что ты думаешь дальше делать, дядя Годжа?
– Не знаю. Был бы клочок земли, пахал бы, сеял. По милости бога земли у нас нет.
Ашрафу по доброте сердечной хотелось успокоить старика и даже
– Найдется, дядя Годжа, земля, не горюй.
– Откуда найдется, сынок?
– Да мало ли божьей земли.
– Божью землю давно люди разобрали себе. Сдохнут, но не выпустят из рук, не отдадут.
– Отдадут.
Старик заметил, каким серьезным стало лицо этого молодого парня. В душе он посмеялся над ним, над его добротой и неопытностью.
– Слушай, жених красивой невесты, ты еще в пеленках, потому и говоришь так. Лучше не утомляй себя такими разговорами. Этот мир так уж устроен. Каким пришел, таким и уйдет. Ты лучше скажи, как у тебя дела?
– Большое спасибо, дядя Годжа. А что у вас нового?
– Все в полном здравии.
– А где Черкез? Как Гюльасер?
Старик внезапно нахмурился, суетливо вскочил на ноги, взял весла, прислоненные к боку лодки, опустил их в уключины и что было силы толкнул лодку вперед.
– Когда приедешь домой, спроси у брата!
Конь Ашрафа, почуяв что-то, навострил уши и заржал. Все невольно обернулись и посмотрели в сторону лесу. Ашраф выпрыгнул из лодки и вскочил на коня.
Четверо казаков на конях остановились на опушке леса.
Офицер посмотрел в бинокль на людей, кишащих на берегу, на скот, а также и на тех, кто, сидя над обрывом, ожидал сельчан и родственников. Пришпорив коня, офицер выехал на тропинку. За ним помчались и остальные.
Псы натянули цепи и залаяли в один голос. Ребятишки, бегающие вокруг, от страха спрятались под арбы. Люди с тревогой смотрели на казаков, приближающихся к переезду. Джахандар-ага тотчас вскочил на ноги. Он велел батракам запрячь арбы и отъехать в сторону.
Казаки тем временем подъехали и остановились рядом с лодкой. Офицер сперва посмотрел на лодку, на вздыбившуюся Куру, затем обратился к Годже:
– Перевези нас на тот берег.
Старик, ничего не поняв, пожал плечами. Тогда один из казаков выехал вперед и сказал по-азербайджански:
– Начальник просит перевезти нас на ту сторону.
Годжа улыбнулся:
– Пусть он начальник, но разве он не видит, как бурлит Кура.
– А почему перевозишь этих людей?
– Кто вам сказал, что я их перевожу? Проклятие тому, кто вам соврал, а также и его отцу.
– Молчи, старый болтун!
Ашраф не мог больше терпеть.
– Слушай, погляди на меня. Зачем ты ругаешь человека, который годится тебе в отцы?
– А ты кто такой?
– Тебя не касается.
Офицер повернулся и посмотрел на молодого человека в белой черкесской чохе, в синей бухарской папахе, с серебряным кинжалом на поясе. Казаки насторожились, готовые действовать по приказу своего офицера. Переводчик опять обратился к Годже: