Быть подлецом
Шрифт:
– Джозеф Бреннан!
– память на мгновение расступилась, как щель в театральном занавесе, - ну конечно! Джозеф, когда позировал мне, рассказал, что считает Энн Хэдфилд - безумной! Он сказал, что забыл передать Райану слова ветеринара о Кармен, пошел к нему - и у самой спальни племянника - увидел Энн! Со свечой и ночной рубашке! И сказал, в тёмном холле ещё кто-то мелькнул! Я спросил, хотела ли она войти? А он ответил, что она выходила! Сказал, что спросил Райана о девице напрямик, но Райан, по его словам, оказался слишком честен, чтобы воспользоваться глупостью Энн. Райан объяснил ей, что говорил с её братом и, увы, они не смогли понять друг друга. В итоге - завтра им следует уехать.
– Это догадки, но они не лишены смысла, - сдержанно отозвался доктор.
– Однако, если сам Хэдфилд видел сестру, как намекнул вам Джозеф... Не слишком нравственные, но весьма лицемерные люди, подобные Хэдфилду, действительно всегда чувствительны к подобным вещам.
– Я ещё подумал... зачем Джозефу говорить мне об этом?
– А вы ему поверили?
Донован задумался.
– Сложно сказать. Я не ловил его на явной лжи. В нём много шутовства, может быть, деланного. Но ведь кроме лжи умолчания, есть ведь шутовство лжи. Вам говорят нечто настолько нелепое, что ему невозможно поверить, а оно то и оказывается правдой. В итоге вам, говоря правду, лгут, заставляя принимать истину за ложь.- Донован вздохнул, - но можно понять ужас Хэдфилда, если он подумал, что его сестра стала любовницей Райана Бреннана.
– А точно ли, что не стала?
– в тоне Мэддокса осторожное недоверие.
Донован вздохнул.
– Ну, этого нам никогда не узнать.
Он не знал, что пройдет совсем немного времени - и они об этом узнают.
Донован, по уходу доктора, все же побывал в Кэндлвик-хаус: нужно было договориться о портрете миссис Бреннан. Чарльз застал всю семью в столовой и был любезно приглашен за стол. Трапеза была невеселой: Патрик, увы, без отпевания, упокоился в семейном склепе в Нортоне, и это обстоятельство так расстроило миссис Бреннан, что она была подлинно мрачна и почти ничего не ела.
В конце трапезы, пытаясь утешить мать, Райан сообщил ей и всем членам семьи, что официально помолвлен с мисс Дороти Грант. Завтра об этом появится сообщение в местной газете. Там же будет извещено о помолвке его сестры с мистером Арнольдом Грантом. Эта новость, надо сказать, и в самом деле заставила миссис Бреннан оживиться. Она порозовела и поинтересовалась, когда они намерены вступить в брак? В январе? Райан ответил, что мистеру Гранту нужно будет вскоре уехать в Соединенные Штаты, и он настаивает, чтобы церемония прошла до его отъезда. Венчание пройдет на Троицу, из-за траура - без торжеств.
Эта весть явно порадовала миссис Бреннан, - на глазах ее показались слезы умиления, она так давно мечтала о внуках, проронила она. Сообщенная новость произвела впечатление и на мисс Хэдфилд, причем, настолько сильное, что она вначале побелела, а после и вовсе самым неприличным образом покинула застолье. Доновану стало жаль девушку: было слишком очевидно, что это известие стало для нее ударом.
Чарльз подумал, что Энн, очевидно, надеялась, что после смерти ее брата мистер Бреннан передумает и изменит своё решение, однако это было нелепой надеждой: помолвка, как понял Донован была заключена вечером того дня, когда мистер Райан Бреннан уехал с мистером Арнольдом Грантом к нотариусу, а было слишком заметно, что и Грант и Бреннан привыкли долго обдумывать
Известие о помолвке сына и дочери столь подействовало на миссис Эмили Бреннан, что она согласилась позировать живописцу, и даже начала улыбаться. Сидела столь же прямо и величаво, как и ее дочь, уйдя в свои мысли. Донован пытался разговорить ее, но миссис Эмили не была склонна к болтовне. Однако из тех немногих слов, что она обронила, Донован с удивлением понял, что она не очень-то расположена замечать происходящее в её доме, точнее, не очень-то озабочена им.
– Миледи, а что, по-вашему, случилось с мисс Кэтрин?
Миссис Бреннан точно очнулась от сна.
– С кем? А ... эта девочка... не знаю. Девичья глупость. Девицы, за редким исключением, все глупы, склонны мечтать о невозможном, самоодурачиваться. Тут ничего не попишешь, - тон миссис Бреннан, холодный, спокойный и бесстрастный, напомнил Доновану мисс Элизабет.
– А мистер Хэдфилд?
Миссис Бреннан пожала плечами.
– Нэд всегда был странным, ещё ребенком. Не знаю, что взбрело ему в голову.
– А мисс Шарлотт?
Миссис Бреннан вздохнула.
– Мне бы не хотелось дурно говорить о мёртвых, мистер Донован, но девица, распутничающая по подвалам, лучшего не заслуживает. Я не одобряла их приезд сюда и ещё меньше - несчастное увлечение моего сына Патрика этой девицей. И посмотрите, к чему это привело...
– Ваш сын...
– К несчастью, - холодно откликнулась она, - кроме Райана, все мои сыновья были не очень неразумны. Но Патрик был воплощением непростительного безрассудства и глупейшего сумасбродства.
Миссис Бреннан выглядела старше своих шестидесяти пяти, была в траурном черном платье. Миледи пожелала, чтобы он писал её с Библией в руках, и Чарльз выполнил это желание заказчицы. Сейчас Донован внимательно вгляделся в лицо этой женщины. Сухая, изборожденная тонкими морщинами кожа. Властный, обтянутый бледной кожей нос с тонкой горбинкой. Глубоко запавший рот. Темно-карие глаза, спокойные, ко всему безразличные.
Роберт Корнтуэйт говорил, что в юности эту женщину называли Медузой Горгоной. При первой встрече спокойствие и ум миссис Бреннан импонировали ему, но сейчас - Донован испугался. Было что-то безжалостное и беспощадное во взгляде этих безмятежных глаз, что-то удивительно бесчувственное проступало в чертах старухи, а переместив лампу ближе к лицу, Чарльз и вовсе содрогнулся.
Перед ним сидела ведьма. Спокойная, сытая, старая ведьма. И если внешне она выглядела вполне респектабельно и даже перелистывала Писание, это ничего не меняло по сути. Эта женщина запросто могла бы взлететь на помеле. Именно так, подумал Донован, в чёрном платье с Библией в руках, она каждую ночь полнолуния вылетает из каминного дымохода на крышу и оголтело носится с товарками в ночном воздухе.
Воображение Донована не страдало скудостью и перед его мысленным взором нарисовались колдовские картины, он представил себе как вдали от калиток, стогов и оград, лишь в нефритовом повечерии застрекочет цикада и зазвенит кузнечик, у овечьего источника, у мельничных жерновов собирается окрестная нечисть пить напиток чёрной скверны. Он видел почти шекспировских ведьм, ждущих Макбета, помешивающих в котле жуткое варево. В нем - ягоды волчьи, могильные черви, тлетворные гиблые травы да жабья зеленая печень. В его ушах мерзейшие твари гнусаво распевали славу правителю преисподней и в содомском угаре свивались на изодранных антиминсах. Свечи из жира младенцев освещали древние свитки с рецептами изуверской порчи, зловещих искусов, - а на троне сидела Она, зловещая и хладнокровная, как змея, Медуза Горгона, Геката, повелительница преисподней...