Бывшие. Я тебя отпускаю
Шрифт:
Леша давится дымом, тут же краснеет.
— Ты больной, что-ли, Фадеев? У какой Инги?
— Разиной, — одно слово.
— Разиной? — не понимает он. — Что за бред?
— У нее ребенок. Я пытаюсь найти его отца. Возможно, это кто-то из тех, с кем у нее был роман. Ты знаешь что-то об этом?
— Откуда я знаю, с кем она трахалась?
У меня от лица отливает кровь.
— Толстый, ты активно полоскал Ингу последние курсы. Рассказывал о ее бесчисленных романах. Втирал, что сам спал с ней. Может, это вообще твой
— Господь с тобой! — ахает. — Слушай, нахрена тебе все это? Дела давно минувших лет, зачем поднимать пыль? Да и не было у меня с ней ничего, — сдувается.
— Что, прости? — замираю.
Леха прикуривает новую сигарету:
— Слушай, ты помнишь меня в универе? У меня же прыщей разве что на пузе не было. Я носил брекеты и очки. Жирный задрот. Ну какая Разина? Она не смотрела даже на меня.
— То есть… ты хочешь сказать, что врал обо всем?
— Не врал, ну так… приукрасил. Зато на меня хоть девки стали смотреть, когда узнали, что Разина трахалась со мной.
Кажется, даже движение крови останавливается в моем организме.
— Нахрена, Леш?
Толстый психует.
— Слушай, тебе нас не понять! Ты начал тусить с Разиной, мы с пацанами позавидовали. Ну приврали немного.
— Фотографии? — спрашиваю ледяным голосом.
— Какие фото? — хмурится. — А… да фотошоп обычный, Ник. Нафига тебе все это ворошить надо? Ну поржали мы с пацанами немного. Ты нас вообще видел? Толпа задротов. Мы были обречены до тридцатника быть девственниками, а так обрели популярность. От Разиной ведь не убыло ничего. Она же вообще потом уехала, так что ей насрать было, кто там и что говорил за спиной.
Я настолько охуеваю от этого потока сознания, что до меня не сразу доходит истина: Ингу оклеветали самым отвратительным образом. Сделали мерзкие фото. Смеялись над ней. И я не вступился за нее… позволил всему этому случиться. Но самое страшное… она была беременна от меня. И я предложил убить собственного ребенка.
— Никит? — Леха смотрит на меня квадратными глазами, в которых плещется страх.
Не знаю, что он видит на моем лице. Я просто иду на толстого, пока тот не утыкается спиной в стену. Первый удар — в морду. Кровь расплескивается по белой рубашке, течет из носа яркой струей.
Толстый матерится, но я не слышу ничего.
Второй удар в объемный живот.
Бью его туда несколько раз. Не могу остановиться. Я в полнейшем хаосе. Не помню, чтобы кого-то с такой же силой ненавидел.
Останавливаюсь с трудом. Толстый стекает на землю и сплевывает кровь. Матерится, плачет, скулит.
— Ну и гнида ты, Леша. Жирная гнида.
Ухожу. Сажусь в тачку и опускаю взгляд на свои окровавленные руки. Если бы можно было отпиздить самого себя, я бы сделал это.
Какой же я мудак…
Глава 32
Никита
—
— Возможно, прямо сейчас ты делаешь самую большую ошибку в своей жизни.
Я вижу боль в ее глазах. Ее слишком много. У меня есть возможность успокоить Ингу, помочь ей. Просто быть рядом. Но вместо этого я намеренно топлю ее еще сильнее.
— Ошибку сделаешь ты. Если оставишь ребенка.
Сижу в тачке у нашего подъезда и курю. Одну за одной.
Руки стягивает от засохшей крови. Запястье жутко болит. Оно еще не до конца восстановилось после аварии. Но я ни грамма не жалею, что разобрался с Лешкой.
Если бы я мог сделать то же самое с собой — непременно сделал бы. Любое наказание для меня будет недостаточным.
Даже представить боюсь, что пережила Инга. Я не знаю точно, но, судя по тому что я вижу и слышу, отец больше не фигурирует в ее жизни. Она сама разорвала с ним связь или же он выгнал ее? О характере Арама Разина ходят легенды. Это жестокий и тяжелый человек.
Так что меня не удивит, если выяснится, что он выгнал дочь. Если бы только можно было отмотать время вспять, вернуться назад. Я бы ни за что в жизни не отпустил ее.
У меня тогда не было ничего. Ни денег, ни жилья, но я бы сделал что можно и нельзя, чтобы дать Инге и моему ребенку все. Целый мир. Мою безоговорочную любовь. Я бы был самым счастливым и сделал бы счастливыми их.
Вместо это я растоптал все, что было между нами. Сначала отрекся от нее, когда узнал, чья она дочь, и о ее репутации. Потом с моей подачи ее уволили, ну а после и вовсе верх низости — я предложил ей деньги за секс.
К горлу подкатывает тошнота.
Выкидываю сигарету в окно.
Нужно найти Разину, поговорить с ней, попытаться объясниться. Я плохо понимаю, что скажу. Потому что… ну что такое слова против всего того, что было? Такая маленькая капля, а чтобы наполнить этот сосуд доверия, потребуются годы. Нет, десятилетия.
Надо бы подняться к себе, но я не могу сдвинуться с места. Сижу в заведенной тачке и слепо смотрю перед собой. Хочется нажраться в хлам, но я не могу себе позволить этого.
Из-за пелены воспоминаний едва не пропускаю Ингу. Она идет к подъезду и копается в сумке. Выскакиваю из тачки и перехватываю Ингу за локоть.
Разина взвизгивает и замахивается на меня сумкой, но потом тормозит.
— Боже, Фадеев, ты в себе? Напугал.
Быстро моргает, смотрит на меня внимательно.
— Нет, Инга я не в себе, — говорю честно.
Она хмурится, бледнеет. Ее глаза начинают бегать, дыхание учащается.
— Что случилось, Никита? — видно, что она старается говорить спокойно, но у нее это получается очень плохо.