Ц-41. Из записок разведчика
Шрифт:
— В полк! — на ходу бросил шоферу.
— Ну как он, Головин? — допытывался шофер.
— Хорошо! — кивнул я и приказал: — Давай быстрее!
— А что — плохо может? — не отставал тот.
— Говорю, хорошо, — отмахнулся я. — Жми!
На следующий день я был у Усова. Он внимательно выслушал меня и похвалил:
— Верно! Хорошо! Молодцом.
Когда я в палате Головина увидел врача с историей болезни в руках, меня осенила мысль. Головин, по документам, прибыл в часть тоже из госпиталя. Значит, чтобы установить
План был одобрен. Узнали в штабе армии, из какого госпиталя прибыл Головин. Сделали запрос. Через два дня получили ответ.
Все данные совпали!
— Значит, мы пошли по ложному следу, — недовольно забарабанил пальцами по столу Усов и, шумно отодвинув стул, прошел к окну. — За невинным человеком устроили слежку…
Я тоже поднялся:
— Но ведь обстоятельства так сложились, товарищ…
— Обстоятельства! — перебил меня Усов. — Утешать собрались?
…Решено было такой же запрос сделать и на Голованова. А в часть, где он служил, из штаба армии пошла телеграмма: немедленно провести медицинское освидетельствование офицерского состава.
Данные медицинского освидетельствования старшего лейтенанта Голованова в госпитале и в подразделении связи, где он служил, не совпали. Ни один показатель!
— Любопытно! — потирал руки Усов. — Из штаба армии Голованов был направлен в часть… Как показали Вихляев с бухгалтершей, видимо, он был убит. И все-таки к месту назначения прибыл. Любопытно, очень занимательно. Из мертвых воскрес…
Досадное недоразумение
С документами демобилизованного по ранению солдата Ильина я прибыл в районный центр, где стоял батальон связи. Это был обычный районный городок с одноэтажными домиками, тонувшими в густой зелени садов. «Удобное место, — подумал я, — в любом саду можно поставить рацию — и выстукивай».
— Как с работой? Не определились? — равнодушно, по обязанности спросил военком.
— Благодарю вас, — ответил я. — У меня на руках направление на базу торга. Заместителем по снабжению.
Я стал торговым работником.
— Смотрите только, товарищ Ильин, — наставлял меня директор торга, — у нас работа важная, ответственная. Это не что-нибудь там такое… Го-су-дарственное дело! Будут вам разные, вроде лейтенанта Голованова, надоедать — просить, вымаливать… Ни-ни!
На следующий же день состоялось наше знакомство с Головановым. Он бесцеремонно ввалился в мой кабинет и опешил, увидев незнакомого человека.
— Кажется, ошибся?..
— Возможно и нет. Вам, собственно, кого?
— Да я шел к заместителю…
— К нему и попали, — поднялся я навстречу и представился: — Ильин.
Он пожал протянутую руку и, не спрашивая разрешения, по-хозяйски устроился в кресле, достал сигареты и пустился в расспросы — кто я и откуда. Я охотно отвечал, не забыл упомянуть, что в этих краях
— О, Голованов будет вашим лучшим другом! — шутливо заметил он.
Я сказал, что не стоит загадывать наперед, хотя ждал этого знакомства — оно было моей целью.
Передо мной сидел здоровенный, широкоплечий детина лет двадцати пяти. На его бледной физиономии с крупным, крутым подбородком постоянно играла фальшивая улыбка. Она, эта улыбка, не сходила с лица и не давала возможности понять, о чем думает Голованов. Даже трудно было, как я узнал впоследствии, догадаться зол он или весел в данную минуту. Так же непроницаемы были его странно блестящие, какого-то неопределенного цвета глаза.
Мы долго еще беседовали обо всем, что приходило в голову. Я обратил внимание на его награды, бравый, боевой вид. Это, очевидно, польстило ему и он сообщил «по секрету», что скоро ему присвоят «капитана».
Время шло. Я стал заправским торговым работником. Почти каждый день виделся со своим новым знакомым.
— Тяпнем спиртику? — предложил он как-то, явившись ко мне на склад.
Я согласился и потихоньку наполнил его армейскую фляжку. Выпили.
— Это же нарушение, — наставительно, почти сердито, шепнул он мне на ухо, а на лице всегдашняя улыбка. — Воровство!
— Ерунда! — как можно спокойнее отвечал я. — Это всегда в наших руках.
Он фамильярно похлопал меня по плечу и подмигнул.
При следующей встрече, когда мы были наедине, он спросил у меня:
— Как это получилось, товарищ Ильин, что до войны вы были осуждены на десять лет за крупную растрату?
— Откуда вам известно? — изумился я, хотя собственной рукой написал об этом в личном деле при вступлении в должность.
— Да я подробно и не знаю… Так, слышал, — безразличным тоном протянул он и принялся прочищать мундштук, изредка бросая любопытные взгляды в мою сторону.
— Был такой грех, товарищ старший лейтенант, — «откровенно» признался я. — Но это — прошлое. Я свой грех кровью искупил, честно говорю…
— Верно, верно, товарищ Ильин, — шире обычного улыбнулся Голованов. — Только ведь грех грехом и остается. Он всего-навсего прощается.
Последнее слово он произнес раздельно, с ударением, вперив в меня свои странные, пугающие глаза — в них смех и ядовитая злоба одновременно.
— Давайте, товарищ Голованов, оставим этот разговор, — предложил я. — Пойдемте лучше в клуб, на молодежь посмотрим.
Он согласился. Народу в клубе было много. В тесном фойе под звуки какого-то вальса (какого — и не разберешь: настолько неумело выстукивала его на рояле молоденькая девочка с косичками), толкая друг друга, старательно кружились пары. И такое вдруг мною овладело желание отвести душу, пробежаться истосковавшимися пальцами по клавишам — передать трудно. «А не повредит это заданию?» — мелькнуло в голове. — «Нет, напротив! Голованов все время твердит, что любит веселье». Постоял в нерешительности, потом попросил разрешения сыграть.