Цацики и Рецина
Шрифт:
— Я пытался ее отговорить, — вставил Йоран. — Но вы же знаете, какая она. Никого никогда не слушает.
— Если все действительно так опасно, как вы говорите, то придется тебе меня защищать, — сказала Мамаша. — Ты же солдат.
— Не будь такой наивной! — прошипела бабушка.
— Папа, ну поддержи меня, — сказала Мамаша и обняла дедушку.
— Да, — отозвался наконец дедушка. — В идеальном демократическом обществе все должны иметь право высказывать свое мнение: и ты, и нацисты. Именно поэтому демократия — такая хрупкая система. Но я не
— Но я не могла поступить иначе, — возразила Мамаша. — Как вы не понимаете? Ради Цацики, ради Хесуса и Хассана. Как я буду смотреть Цацики в глаза, зная, что люди ненавидят его друзей, а я сижу сложа руки? Ему никогда не придется спрашивать у меня, почему я молчала. Так, как я спрашивала у вас, почему вы и ваши родители молчали во время Второй мировой войны.
— Это разные вещи, — сказал Мортен. — Ты что, не понимаешь, что люди устали от иммигрантов, которые приезжают сюда, живут на пособие и крадут мобильные телефоны.
— Кто бы говорил! Ты сам через месяц будешь иммигрантом, — парировала Мамаша.
— Фигня, — фыркнул Мортен. — Я же швед.
— Да, конечно, швед, который эмигрирует в Испанию.
— Но там живет моя мама, — защищался Мортен.
— А родители Хесуса и Хассана разве здесь не живут? Им тоже пришлось уехать из своей страны — точно так же, как твоей маме.
— Моя мама не беженка, — обиделся Мортен.
— Нет, беженка, — настаивала Мамаша. — Она бежала от своего мужа. А другие шведы бегут от налогов и от плохой погоды.
— Да, но… Они даже не пытаются стать шведами.
— А шведы на Канарских островах, по-твоему, пытаются стать испанцами?
— С тобой невозможно разговаривать, — недовольно ответил Мортен. — По-любому, это разные вещи.
— Ты считаешь? — спросила Мамаша.
— Иммигранты — такие же расисты, — сказал Мортен. — Они ненавидят нас так же сильно, как мы ненавидим их.
— Да, но тогда, значит, самое время положить всему этому конец, — заключила Мамаша. — А что до страхов, то я не столько боюсь нацистов или расистов, сколько, состарившись, ослепнуть и не разглядеть себя в зеркале.
Подполье
Цацики никогда раньше не видел Мамашу напуганной. Но теперь она была именно такой. Напуганной, злой и грустной. На кухне у них сидели Шиповник, фокусница Элин, маленькая Венера и сэповцы. Сэповцы — это сотрудники СЭПО, тайной полиции. Цацики сильно разочаровался, увидев, что на вид они — никакие не тайные агенты, а совершенно обычные парни, вовсе не похожие на Джеймса Бонда. Цацики попробовал разглядеть, вооружены ли они, но никаких пистолетов не обнаружил.
Сегодня «Мамашиным мятежникам» прислали по почте письмо с угрозами и какашки. Мерзкие, вонючие человеческие какашки.
Цацики очень перепугался и заплакал. Мортен тоже. Теперь-то он больше не защищал расистов.
— Вот свиньи, — сказал Шиповник.
— Это очень распространенное явление, — объяснили сэповцы. — Вы даже не представляете себе, сколько людей постоянно получают угрозы только потому, что не боятся высказывать свое мнение. Полицейские, политики, журналисты и люди искусства, как вы. Кому-то приходится скрываться и жить под другим именем или даже бежать из Швеции. Но вряд ли в вашем случае дело зайдет так далеко.
Мамаша уставилась на сэповца.
— Вы серьезно хотите сказать, что я больше не смогу быть самой собой?
Парень кивнул.
— Но мне нравится быть Лоттой Юхансон, — ужаснулась Мамаша. — Я не смогу быть никем другим.
— Может, имя менять и не придется, — сказал сэповец. — Я просто говорю, что может произойти в худшем случае. Но я бы советовал на время переехать из этой квартиры. Хотя бы ради детей.
— Простите, это мы сейчас говорим о Швеции? — изумилась фокусница Элин. — О тихой, спокойной Швеции с красными домиками с белыми наличниками? Ушам своим не верю.
— На сколько? — спросила Мамаша.
— На лето, — ответил сэповец. — За это время, думаю, все утихнет.
Вот уже почти три недели Цацики жил у Пера Хаммара. Он не хотел пропустить последние занятия. И, конечно же, окончание школы. У Пера Хаммара он будет в безопасности — так сказали сэповцы. Но все же Цацики чувствовал себя не очень-то спокойно. По дороге в школу им то и дело мерещились подозрительные типы.
В каком-то смысле оно того стоило, считал Цацики, потому что вдруг ни с того ни с сего он стал героем. Никто в классе не был лично знаком с сэповцами, и никому не приходилось скрываться в подполье, как тайному агенту. Хотя подполье располагалось всего-навсего дома у Пера Хаммара на Санкт-Эриксгатан. Стоффе перестал быть лидером в классе. Теперь номером один стал Цацики.
Однажды мама Хесуса пришла в школу с большим букетом цветов.
— Передай своей маме, — попросила она. Букет почти завял к выходным, когда они с Йораном отправились на ваксхольмском пароме в шхеры, в деревню к дедушке. Сюда вместе с Рециной временно переехала Мамаша. Мортен жил дома у Стины, а Йоран кочевал по своим друзьям.
— Надеюсь, ты не ночуешь у Будиль? — обеспокоенно спросил Цацики.
— Нет, — засмеялся Йоран. — Она мне почему-то больше не рада. И ее бойфренд тоже.
— Правда же, тебе повезло, что ты на ней не женился? — спросил Цацики.
— Да, так еще никому не везло, — согласился Йоран.
— Ага, я вот тоже так думаю, — серьезно сказал Цацики. — Хотя нам с Мамашей и Рециной еще как повезло с тобой.
— Спасибо! — поблагодарил Йоран. — Спасибо!
— Вот видишь, Цацики, не зря мы всё это затеяли, — сказала Мамаша, когда Цацики отдал ей цветы. — Даже если я никогда не смогу вернуться к себе домой. Даже если меня всю оставшуюся жизнь будут звать Беатой Карлсон.