Царь девяти драконов
Шрифт:
«Не в этот раз, — уже спокойнее подумал он, — не в этот раз...».
Шанкар продолжал мысленно повторять эти слова, словно мантру. Пока Богиня-мать наконец не смилостивилась над ним и не даровала сон.
***
— Вот и пришли, — с облегчением выдохнул оборванец, утирая испарину со лба.
Первым делом он намеревался хорошенько поспать и отведать миску дешевого риса. А уж затем идти на поклон общине.
Землянка стояла недалеко
Стражники молча осмотрелись. Другие хижины и землянки находились на почтительном расстоянии от жилища оборванца. Но место было видное, хорошо просматривалось как с дороги, так и с селения...
— Спасибо, что проводили, смелые мужи, — улыбнувшись, поблагодарил бывший узник, — и передавайте бо Танцзину мои желания счастья и добра...
— Зови, — грубо перебил воин.
— Чего? — тупо захлопал глазами оборванец.
— Зови, — повторил стражник.
— Кого звать-то?
— Семью твою.
— А зачем ее звать? — в растерянности спросил он.
Воин и бровью не повел.
— Приказ. Передать тебя на руки.
Оборванец недоуменно переводил взор с одного стражника на другого, но те оставались беспристрастны.
«Да что жеж это за сложности такие-то? Когда меня оставят наконец в покое? Ох, Шанди, но мне ли роптать? Ну, раз надо, значит, надо...».
Пожав плечами, он обернулся ко входу, вздохнул и крикнул:
— Мэй, Жэнь, подите сюда!
Несколько секунд ничего не было слышно. Затем раздался шорох, что обычно издает подол свободного одеяния, касаясь земли. Спустя пару мгновений, на свет показалась женщина средних лет в серой одежде. Темные волосы были убраны в простой пучок на макушке. По бокам свисали две тонкие пряди, подчеркивая худое лицо. Несмотря на легкие морщины возле уголков губ и над переносицей, ее вполне можно было назвать миловидной. На руках она держала мальчика, лет пяти от роду. В чертах лица паренька можно было узнать того самого оборванца, только более юного. При виде отца мальчуган задорно улыбнулся.
— О, ты пришел? — с подозрением поинтересовалась женщина, а затем покосилась на стражу. — Доброго дня, почтенные мужи.
Те продолжали молча стоять, как истуканы.
— Да, Мэй, — усмехнулся он, — вернулся вот. И не просто так, а с радостной вестью!
Супруга вскинула брови:
— Вот как? Интересно, какой? Тебе удалось выпросить немного медяков, не получив при этом тумаков?
— О, нет! — затараторил оборванец. — Все намного проще! Дело в том, что милостию почтенного Танцзина, я много чего понял! Обещаю, завтра жеж пойду и попрошусь на работу в поле. Хватит с меня.
— О-о-о! Хвала предкам! — кажется, у нее словно камень с души упал. — Неужели Шанди осветил твой разум?
— Ну, не только Шанди, но уверен, без него тут не обошлось, — хихикнул он и повернулся к стражникам, — ну, еще раз спасибо за все, смелые мужи, и да хранят вас духи!
Двое вновь молча переглянулись. Воин, что раньше заговаривал с оборванцем, достал из-за пояса деревянную дощечку с какими-то письменами, выведенными черной краской, и торжественно зачитал:
— По велению почтенного гуна Фу, за нарушение священного действа во время возвращения войска светлейшего вана Лаоху из похода, приговором виновному является смерть. Привести в исполнение немедленно. Он распространяется на всех членов семьи осужденного.
Оборванец снова захлопал глазами:
— Чего?
— В чем дело? — с тревогой спросила Мэй и крепче прижала сына к груди. — О чем они? Какой приговор?
— Я не знаю... — тихо прошептал он, — глупости какие-то...
Воин убрал табличку за пояс и окинул несчастного холодным взглядом. Взглядом, от которого мурашки побежали по спине. Двое других резко рванули вперед и зажали женщину в тиски.
— Эй, что происходит?! — охнула она. — Что вы делаете?!
— Мама? — глаза ребенка расширились, в них засквозил страх.
— Почтенные мужи, да что жеж это такое?! — воскликнул оборванец, разворачиваясь к стражнику с табличкой. — Вы жеж меня отпустили... — он осекся, когда увидел, как тот отбросил копье и достал меч.
— Приговор почтенного Фу не обсуждается, — сухо и беспристрастно молвил воин, — согласно обычаю круговой поруки.
До оборванца только сейчас дошло, что происходит. Сердце замерло на миг, а затем громко отдалось в груди. Ноги налились свинцом, но в последний миг он сумел найти силы и не упасть. Паника и страх застилали разум. Однако, несмотря на них, оборванец развернулся и ринулся на помощь семье. В последней, отчаянной попытке...
Лезвие вошло меж лопаток. Тело пронзила острая боль, с уст сорвался хрип... А округу сотряс истошный крик женщины, слившийся с громким плачем ребенка...
Крестьяне, работавшие в поле, видели, как местный чудак-оборванец вернулся домой в сопровождении стражников. Видели, как те обнажили мечи. Слышали отчаянный крик и детский плач. Но никто не бросил своих дел. Никто не пришел на помощь. Все лишь молча отвернулись, когда звуки мольбы и всхлипы ребенка резко оборвались...
То был приказ почтенного гуна, охранителя их спокойствия и благополучия. Военачальника светлейшего Лаоху, что привел Хучен к величию и процветанию. И кто они такие, чтобы роптать на него?
[1] Тащите их!
Глава 11
Стражник причала у Матери вод возле Хучена с любопытством провожал взглядом плот, на котором уплыл цзы Хэн с пленниками. Кто они такие, и с какой целью высокопоставленный гость пожаловал в столицу средь бела дня, воин спрашивать, разумеется, не решился. Кто он такой, чтобы задавать подобные вопросы самому цзы? Но любопытство съедало его изнутри. Воин непременно вознамерился поинтересоваться у своих товарищей по службе в городе, что происходит. Быть может, до них дойдут какие слухи?