Царь Дмитрий - самозванец
Шрифт:
— Это не рука Димитрия! — твердо сказал я.
— Его, но левая, — ответила Марина, — он при падении правую выбил, и еще с ногой что-то, пухнуть начала и синеть. Бумбик, — она ласково потрепала курчавую голову арапчонка, — весь путь Деметриуса проследил и, пробравшись во дворец, мне доложил и записку Деметриусу отнес, вот только при возвращении попался, — тут она замолчала, а потом проговорила раздумчиво: — сиди тихо... Что, интересно, Деметриус имел в виду?
— То и имел! — ответил я с некоторым раздражением. — Боярам не прекословь, сама ковы не строй и в чужие заговоры не встревай, положись во всем на него и — на Господа всемилостивого!
Тут неожиданно Мстиславский вернулся.
— Э-э, князь светлый, а ты как здесь оказался? — проблеял он, ну да до него всегда медленно доходило.
— Да вот, зашел навестить по-родственному, — с усмешкой сказал я ему, — и тебя не миную, племянничек! Жди!
— Почту за честь, — смешался Мстиславский и, пятясь задом, двинулся к дверям.
— Да, князь! — воскликнула Марина. — Передайте Думе боярской, что я со смирением приму любые ее решения. И вот это возьмите. — Она сняла с головы алмазную диадему и протянула Мстиславскому.
— Так-то оно лучше,—удовлетворенно сказал тот, — никто, матушка, тебе зла не желает, а я был и есть первый твой слуга.
«Молодец, девочка!» — в свою очередь, похвалил я Марину, но про себя, дождавшись же ухода Мстиславского, спросил у Марины, что я, в свою очередь, могу для нее сделать.
— Будьте любезны, дедушка, зайдите к папеньке, передайте, что со мной все хорошо, что Димитрий покровительством Девы Марии спасся, и убедите его, чтобы он — сидел тихо!
— Все исполню! — воскликнул я и поспешил уйти из дворца, как и положено, через дверь парадную.
Вы, быть может, удивляетесь, почему я не спросил у Марины, где Димитрий прячется. А зачем? Димитрий — человек в бегах опытный. Его уж там не было, не должно было быть.
У папеньки я не задержался. Воевода Мнишек безостановочно бегал по комнате, повторяя: «Все пропало! Все пропало! — и, не давая мне рта раскрыть. — Денег больше ста тысяч, камней драгоценных не меньше, три шубы собольих...»
Список потерь обещал быть длинным, я поспешил прервать его, воскликнув громко: «Все вернется сторицей!» Так завладев вниманием воеводы, я передал ему слова дочери.
— Нет-нет-нет! — теперь уже Мнишек прервал меня. — Марина тешит себя иллюзией. У бедной девочки помутился ум от горя. Лишиться в одночасье и мужа, и короны! Какой женский ум такое выдержит! Мы-то, князь светлый, с вами все понимаем. Царь погиб, в этом нет никаких сомнений. Не хотел слушать никаких моих советов, отдалил от себя поляков, слуг своих вернейших, отдался во власть этих варваров, и вот вам результат! Катастрофа! Князь светлый, мы должны что-то придумать, чтобы спасти Марину, спасти меня! — Тут он оста-
новился, пораженный какой-то идеей. — А может, выдать ее замуж на князя Василия Шуйского? — выдал он, наконец. — Он человек свободный и с браком с княжной Буйносовой не спешит. А что? Так Марина приобретет мужа, сохранит корону, а я верну похищенное.
«Это у тебя, пройдохи старого, ум помутился, но не от горя, от жадности», — подумал я, спеша оставить воеводу наедине с его планами.
Я недолго сокрушался о том, сколь коротка память людская, вот ведь Мнишек, которого Димитрий осыпал благодеяниями неслыханными, забыл о нем при первом известии о его гибели и не нашел ни одного доброго слова, чтобы помянуть его. Ну да Бог ему судия! Меня другое волновало. Был я столь приметчив в тот день, что сразу выхватил из тирады мнишековой два основных слова — корона и Шуйский, которые впервые соединились вместе и дали новое направление моим мыслям. Зачем Шуйский свой заговор устроил? Ради чего на такой риск шел? За народ радел? Это вряд ли!
Я решил немедленно отправиться к князю Мстиславскому. «Вытрясу из глупого старика все, что он знает!»
Конечно, за грудки я его брать не стал, лишь попенял кротко за то, что изменил он присяге и на сторону злодеев-побе-дителей перекинулся.
— Почему же сразу — перекинулся! — оскорбился Мстиславский. — Я о заговоре давно знал, а на площадь не вышел, потому что присяге до последнего царского выдоха верен. Облыжно твое обвинение, князь светлый!
«Вот те на! — воскликнул я про себя. — Заговор-то, оказывается, давно составился, как же я проглядел?» Вслух же спросил с укором:
— И чем вам Димитрий не угодил? Он вас и жаловал, и в чести держал, и для славы державы Русской сил своих не жалел.
— Как же, в чести держал! — с обидой воскликнул Мстиславский. —Да он музыкантам своим платил больше, чем нам, боярам. Ты, князь светлый, хоть представляешь, сколько он казны растряс? Семь с половиной миллионов рублей! И все на себя, все на планы свои, все мимо нас, слуг его верных! А зачем он Думу боярскую порушил, придумал какой-то сенат по про-
писям иноземным. Патриарха и митрополитов мы и раньше призывали для обсуждения вопросов, против них мы не возражаем, но ведь Димитрий еще десять святых отцов наравне с нами посадил, позволив им решать дела мирские, и еще всяких разных худородных. Раньше нас, бояр, было человек пятнадцать-двадцать, думали мы думу свою в кругу тесном, а теперь стало семь десятков, прикинь, во сколько раз унизил Димитрий высокое звание боярское! Совсем извести нас задумал! — распалившись, князь уже не мог остановиться. — Князь Василий сказывал, что уж завтра, во время игр военных, всех бояр должны были расстрелять из пушек!
— Охолони, князь, да ты сам-то веришь ли в этот навет? — воскликнул я.
— Всяко могло быть, — проворчал Мстиславский, — недаром говорится, яблочко от яблоньки недалеко падает. Дела отца его не скоро из памяти боярской изгладятся.
На это я не нашелся, что возразить. Поэтому на некоторое время прекратил разговор, воздав должное вину и закускам, которые хлебосольный хозяин в изобилии выставил на стол. Мстиславский тоже приналег, видно, как и я, с утра ни росинки маковой во рту не держал. После обеда плотного, как и положено, подобрел, обиды старые забыл и пустился в рассуждения о будущем.
Я быстро разобрался, что твердого плана у бояр не было. Все сходились лишь на том, что хорошо бы Димитрия с его женой-полькой с царства свести, но о смертоубийстве речи не было, божился Мстиславский.
— А дальше-то что? — направил я разговор в нужную сторону.
— Соберем Собор Земский, там всем народом и изберем царя. Ты не подумай, князь светлый, я не претендую. Если настаивать будут, я лучше в монахи постригусь, как отец. Я в последнее время, особенно после женитьбы, стал часто задумываться о жизни тихой, спокойной.