Царь Ифритов
Шрифт:
– О, царевич, мой отец всего лишь немой, но слышит он прекрасно! Ты можешь и сам попросить его, о чем захочешь!
Царь Эшиа поклонился Зарибу, чувствуя себя смущенным.
– Благородный Зариб, не сыграешь ли ты мне что-нибудь из мелодий Сладкозвучного Галеада?
Зариб закивал и снова пробежался пальцами по тугим струнам. Тамилла села на растянутый посреди двора ковер, который до этого чистила длинной щеткой, а Эшиа присел на лестницу рядом с музыкантом. Зариб заиграл, и мелодия полилась из-под его пальцев. Темное дерево юрры отозвалось и откликнулось, и запело, и сердце Эшиа на миг замерло от далеких, незнакомых ему звуков. Не было во дворце царя Аймира юрры, не играл никто на старинных инструментах, не довелось царевичу Эшиа
Наконец Зариб отложил юрру и поднялся с крыльца.
– У отца еще есть дела по дому, – сказала Тамилла. – А мне пора идти к колодцу за водой. Не составишь мне компанию, царевич? Не слишком сложно для такого, как ты?
– Совсем не сложно! – взвился на ноги царевич, и вызвал этим своим порывом смех Тамиллы и улыбку Зариба. – Дай мне ведро и показывай путь к колодцу, и я принесу воды к обеду.
Эти его слова вызвали новый взрыв смеха у Тамиллы, но ведро она вручила ему в руки, и первая пошла по дорожке к воротам, намереваясь указать путь к колодцу. Царевич Эшиа последовал за ней с ведром в руках.
Колодец стоял в конце деревни, его старые камни выдавали возраст. Чтобы дойти до него, пришлось пересечь одну извилистую улицу и пройти по второй, и улицы были ровными, не спускались вниз и не поднимались вверх. Тамилла шла босиком, заправив длинные волосы под платок и закрыв им лицо, но оставив руки и ноги на виду – рукава ее рубахи были подвернуты к локтям, а шальвары подтянуты к коленям. Казалось, ее совсем не смущали земля и песок, и она шла уверенно и спокойно, как, наверное, шла бы по расписным коврам. Эшиа подумал вдруг, что не видел в своей стране подобных женщин. В царстве Эшиа женщины носили длинные одежды, и тщательно заворачивались в головные платки, и делали так равно во дворце и в деревнях, и отличались только дороговизной и богатством тканей и количеством украшений.
Тамилла же казалась другой. Были в ней повадки, которых Эшиа не встречал у женщин, кроме одной – своей царственной бабушки Несаим. То была женщина, которая смотрела на мужчин без стыда и страха, и имела над ними власть. Она в свое время дала царевичу совет седлать коня и отправляться на поиски царя Эшиа в Белую пустыню. Она всю жизнь провела в уединении в башне среди книг и научных трудов, общаясь в основном с заезжими учеными и колдунами. Тамилла ни в чем не была на нее похожа, кроме, разве что, длинных блестящих волос и пушистых ресниц, но во взгляде ее скользила та же уверенность и власть. Царевич решил, что это хорошее качество для девушки, которая живет со слепым отцом совершенно одна в доме, далеком от колодца, и вынуждена справляться со всем домашним бытом совершенно одна, но плохое для нее, если она намерена выйти замуж. Если бы его спросили, Эшиа не смог бы припомнить ни одного мужчины, который искал бы себе жену, и выбрал бы Тамиллу.
И в то же время в этой девушке было что-то, что нравилось ему, что заставляло симпатизировать ей. Не только потому, что она предоставила ему кров и еду, но и потому, что его сердце откликнулось на искреннее, душевное гостеприимство. К тому же он чувствовал за прямым ясным взглядом Тамиллы скрытую боль, тайну, которую она держала в себе, и ему захотелось разгадать эту тайну.
Колодец, к которому они вскоре пришли, ничем не отличался от множества других, с которым царевичу Эшиа довелось иметь дело во время долгих странствий. Он подцепил ведро на крюк и раскрутил колодезный журавль, в скором времени услышав тихий плес. Подняв ведро обратно, он опустил его на землю и закрепил крюк, и обернулся, опять услышав веселый смех Тамиллы.
– Чем же я теперь развеселил тебя, дерзкая Тамилла? – сощурившись, спросил он, тщетно пытаясь удержать на лице грозное выражение – губы его рвались сложиться в улыбку.
– Меня всего лишь забавляет видеть царевича босоногого, с ведром воды у колодезного журавля, – оскалилась Тамилла, – потому как я плохо думала о царевичах, как и о прочих богатых да благородных людях. Я считала их изнеженными и неспособными выжить без сотни-другой личных слуг, которые делают за них простейшие дела.
– Я не могу сказать, что ты совсем не права, – Эшиа все-таки не сдержал улыбки, и, подхватив ведро, продолжил: – бывают и такие царевичи, каких ты описала. Однако подобные люди встречаются не только в царских семьях, и с ними одинаково сложно иметь дело вне зависимости от того, беден ты или богат. Я считаю, что любой человек должен уметь постоять за себя, добыть еду и огонь и прожить своим трудом.
– Никогда не думала, что услышу такие речи от царевича.
– Моего деда прозвали Царь-Путешественник. Половину жизни он провел в дороге, в дальних странах, и его страсть передалась мне. Я умею все, что должен уметь царевич: охотиться и разделывать дичь, плыть на лодке, сражаться на саблях, но также я умею ориентироваться по звездам, найти в пустыне воду и даже пахать землю, если придется. У моего деда была любовь к апельсинам, и за своей апельсиновой рощей он ухаживал сам, чего и от детей своих хотел, и от внуков.
– И как же звали твоего деда?
– Его звали Эшиа, как и меня. Он был великим правителем.
– Его уже нет в живых?
– То мне неведомо, и поэтому я в пути. Я поклялся разыскать его, чего бы это мне не стоило…
– Расскажешь об этом? Только не сейчас, а позже, когда мы вернемся в дом и я сделаю ужин. Мой отец так любит истории, но здесь некому их рассказывать! Порадуй его?
– Конечно, это принесет мне только радость.
Царевич Эшиа перехватил ведро за ручку так, чтобы она удобнее ложилась в ладонь, и первым двинулся в обратный путь. Всю недолгую дорогу они молчали. Тамилла была погружена в свои мысли, возможно, обдумывала его слова. Сам Эшиа прислушивался к тихому плеску воды в ведре и с удивлением для себя осознавал, что начал потихоньку забывать истинную цель своего путешествия. Как будто бы сухие пески Белой Пустыни потихоньку стирали из его памяти все воспоминания о царе Эшиа, как хорошие, так и плохие. И он обрадовался всем сердцем просьбе Тамиллы, поскольку для него рассказать эту историю ей и Зурабу значило бы также рассказать ее и себе самому, чтобы иначе взглянуть на нее.
Так вышло. Царевич Эшиа вместе с Тамиллой вернулись к ее дому, и он поставил ведро возле глиняной печки, и Тамилла занялась нехитрым ужином: пекла лепешки из воды и муки и посыпала их козьим сыром да заваривала чай. Царевич Эшиа посмотрел на их стол и, пока ужин готовился, сказал, что пойдет и прогуляется еще немного.
И, когда отправился прогуляться по деревне, ноги вывели его на другие деревенские улицы, и убедился он, что, как в любой деревне, даже самой забытой царем и Ар-Лахадом, есть зажиточные крестьяне – наравне с обычными бедняками, коими были и Тамилла с ее изувеченным слепым отцом.
С детства он изучил все признаки богатства и бедности, как и полагалось царевичу, чтобы не оскорбить и не обидеть случайно встреченного человека. Царь Эшиа часто брал его с собой, еще маленького мальчика, переодетым в простые одежды, побродить по базару или по близлежащим деревням. Иногда они уходили на рассвете, а возвращались только под вечер, и эти дни были для царевича незабываемыми. Он считал это лучшей забавой на свете! А вот сейчас пригодились ему эти прогулки для его дел. Немного времени ушло у него на то, чтобы определить самый зажиточный дом в деревеньке. Постучавшись, он обратился к дородной женщине, открывшей ему дверь, с просьбой продать ему, страннику, нашедшему в этой деревне еду и кров, немного мяса, меда и сладких лакомств, а за это просить столько денег, сколько уважаемая хозяйка дома сочтет нужным указать.