Царь Успения
Шрифт:
Этой полукрылатой фразой Василий Захарович, как ему самому казалось, на веки вечные урезонил криминалиста Федю. Но что касается Крылова, то он в младенчестве не отказывался от манной каши, а в студенческие годы, учась в медицинском институте (ныне университет) питался сплошно килькой, за что и получил погремуху-кличку «Гурман». А в жизненной тусовке почти всё меняется и события, и люди. Но, что касается Феди Крылова, обременённого семьёй в составе жены Натальи и двоих малых детей, остался неизменных в своих оценках жизненных ситуаций.
Он, Крылов, был статичным и не меняющим своих взглядов и убеждений, твёрдым, как придорожный булыжник. Наверное, это
По одному из дворов нового микрорайона двигалась похоронная процессия. Несли гроб с телом того самого убитого, зарубленного саблей (экспертиза установила). Погиб совсем не бомж и не бич, а мастер одного из участков строительной организации «Этаж» Пётр Фомич Арефин. Просто он потому был не очень прилично одет, перед собственным убийством, что считал, что на работе возле миксера-бетономешалки не обязательно красоваться во фраке и при галстуке-бабочке.
Лицо покойника было открыто, как и полагается во время шествия. Его многие в глубине собственных мыслей назвали весьма «выразительным», и если бы не эта ситуация… с похоронами, то покойника можно было принять за спящего человека.
Выражение его лица, как у относительно живого человека. Физиономия обиженного и, вместе с тем, саркастичного господина. Казалось, он мысленно буквально всем присутствующим не говорит, а кричит: «Чёрта с два вы найдёте убийцу!». Естественно, сейчас покойник знал и понимал нечто такое, что не доступно существующим на планете Земля. Во всяком случае, ему было известно, по какой причине и кто поменял его, живого, на мёртвого Лепина. И такие фокусы покойнику казались явной несправедливостью. Разве не смешно? Тот, кто убит – жив и здоров; а он, Арефин, оказавшийся совершенно не причастным к криминальной истории, оказался мёртвым. Но смерть его натуральна, как и кровь, смешавшаяся с глиной в овраге… Именно его кровь, Петра Фомича, третья группа, положительный резус…
За гробом, сзади, шла жена покойника – Инна Парфёновна Арефина. Её под руки поддерживали уже два довольно взрослых сына – Константин и Михаил. Из катафалка, возглавляющего колонну, звучала траурная музыка.
Процессия почти дошла до главной дороги, остановилась. Люди заняли место в автобусах. Гроб с покойником погрузили в катафалк, да так неаккуратно, что покойник зашевелил губами. Никто такому явлению не удивился. Всем и всё было ясно: тело начинает медленно разлагаться, потому и его части… шевелятся. Но как бы ни так. Арефин крепко и, как ему показалось, смачно сматерился и при этом громко сказал: «Осторожно швыряйте гроб, гады! Не дрова повезёте, а живого человека!»
Да, всё не так просто. Если бы хоть один покойник в мире считал себя мёртвым, то наверняка, как говорят, небо упало бы на землю. Но оно не упадёт, потому что слито с Землёй и давно уже воплотилось, точнее, стало с ним единым организмом. Впрочем, это так, но лишь… отчасти. Увы, для окружающих Арефин считался мёртвым. Совсем скоро его домовину опустят в могилу… Но для них, оставшихся в сером и нелепом Мире, Пётр Фомич в гробу. А ведь он уже начинает чувствовать себя младенцем… в люльке. Впрочем, скорей всего, тут иллюзия и самообман. Так хотелось бы Арефину. Но он понимал и чувствовал, что в силу нелепо сложившихся обстоятельств, с ним может произойти самой невероятное превращение… Обителей у Господа много. Но неважно, главное, что он живой, И тут к бабке ходить не надо. Факт. Жив, но весьма и весьма… своеобразно.
Жена Арефина от горя буквально состарилась лет на десять, она уткнулась головой в ноги мужа. Его сыновья, прибывшие сюда из разных городов на последнее прощание с телом отца тоже, среди немногих родственников, сидели в катафалке. Находился тут и объявивший себя троюродным дядей погибшего, некий Борис Кузьмич. Он тупо и пьяно смотрел на успокоившееся лицо Арефина, лежавшего в гробу, тихо разговаривал и даже спорил с ним. Ехали в катафалке ещё несколько родственников, молчаливых и угрюмых. Впрочем, другими и не могли быть их лица.
В возбуждённое состояние души и тела вошёл только Борис Кузьмич, неизвестно откуда появившийся в горестный для семьи час. Он неожиданно громко сказал, указывая рукой на покойника:
– А ему теперя всё едино!
Вдова Арефина, как бы, вспомнив, что стала вдовой, вскрикнула и закрыла лицо руками.
– Я думаю,– старший сын Константин,– я думаю, они… найдут преступника. Если нет, мама, то я дойду до правительства.
Арефина прильнула к груди Константина:
– Не надо ничего делать, сынок. Ничего. Правды не было и нет на этой земле.
– Не городи огород, брат! Действовать необходимо, но не с кондачка,– с заднего сидения наклонился к ним Михаил.– А шуметь будешь, вообще, без работы останешься. Кому сейчас инженеры нужны? Что ты – судостроитель, что я – по ливневым коллекторам… В грузчики не возьмут. Надо молчать и действовать. Может, и найдут… преступника.
– Вот говорила я вам и сейчас говорю,– Инна Парфёновна на мгновение отошла от слёз и села прямо,– надо вам вступать в их партию… власти. Не помню, как она там называется. Всегда кусок хлеба для вас найдётся. А сейчас что? А вступили бы в их… Единую… то, может быть, и в начальники выбились. Они, вон, все, как друг за дружку держатся, и ещё двести лет так будет.
– Брось ты, мама,– сказал Константин,– это ж великий грех… за хлебную карточку хвататься. Наш батя честным был человеком – ни под какими уговорами не вступил в коммунисты… в своё время. Позор!
– Понятно всякому,– пьяно вмешался в разговор Борис Кузьмич,– душу продавать за земные блага более чем паскудно. Ни одного мироеда Господь в рай не пустит, даже если он на свои… ворованные семь церквей построил. Лучше бы этот ирод голодных накормил…
– Голодному надо дать удочку,– подал голос кто-то из родственников,– тогда он…
– Какая удочка! – Возразил Михаил.– И удочки не дадут, и рыбу ловить запретят, потому что у реки и озера есть уж и хозяин. Кто-то кому-то умудрился продать то, что принадлежит не мафиозному клану, который действует от имени государства, а всему народу и Богу.
– Оно так.– Борис Кузьмич заплакал.– Дажеть верёвку и мыло для крайнего случая самому себе добывать придётся… За деньги.
Микроавтобус-катафалк, наконец-то, выбрался с основной городской магистрали на сельскую дорогу, поэтому его начало трясти так, что временами стало казаться, что покойник хочет сесть в гробу, ибо лежать неудобно. Краешек ужасного шрама на его шее стал заметен. Все почему-то вспомнили, как был убит Пётр Фомич Арефин, стали об этом говорить. Но его троюродный дядя (вряд ли он им был) находился почти в отрубе, в полуобморочном состоянии. Видать, с горя, неизвестный никому родственник, выпил изрядно. Дорвался до бесплатного.