Царь
Шрифт:
– Да уж, много рогов вырастет, - сказал в сторону фон Гуттен и тут же захлопнул рукою себе рот, изображая раскаяние.
– Да замолчите же вы, наконец!
– не выдержал кардинал, - это для таких как вы пустоголовых бездельников мекленбургский герцог просто герой скабрёзных историй, а для протестантов он готовый вождь! Несмотря на молодость, он не проиграл еще ни одного сражения, а лишив католического монарха власти в Московии и заняв его место, он и вовсе стал легендой! Сейчас мы еще можем рассчитывать на успокоение Чехии, но если у еретиков появится такой лидер,
– А ведь герцог Иоганн-Альбрехт, кажется, присылал что-то нам, - начал припоминать император.
– Осмелюсь напомнить вашему величеству, - поклонился кардинал, что драгоценные меха, согревающие ваши царственные ноги, - подарок русского царя.
– Ах да, - вспомнил Матвей, - там был еще такой странный посол с дурными манерами, и говорящий как простолюдин, как его?
– Карл Рюмме.
– Да-да, припоминаю... хорошие меха, не правда ли?
– Совершенно великолепные, ваше величество!
– Вы, кажется, довольно благожелательны к Иоганну Альбрехту?
– И чем дальше он от империи, тем благожелательнее я к нему буду!
Тем же вечером, когда император забылся беспокойным старческим сном, фон Гуттен стоял перед его двоюродным братом и наследником Фердинандом герцогом Штирии и королем Богемии. Будущий император Священно-Римской Империи прибыл во дворец окруженный иезуитами и стражниками. Лицо его было мрачно, но полно решимости. Камер-юнкер склонился перед ним в самом изящном поклоне, но тот будто не заметил придворного. Впрочем, один из иезуитов сделав шаг к фон Гутенну, тихонько спросил:
– Где его преосвященство?
– Кардинал час назад покинул покои императора и удалился к себе.
– А его величество?
– Крепко спит!
– О чем они говорили?
– О всяких пустяках святой отец.
– А именно?
– О Московии и герцоге Иоганне-Альбрехте Мекленбургском.
– Вот как?
– удивился монах, - я бы не назвал это пустяками, хотя в данный момент это действительно не важно.
– Господи прости меня!
– не понятно к кому обращаясь сказал, молчавший до сих пор, Фердинанд, - ты же знаешь, что у меня не было иного выхода!
Иезуиты обеспокоенно обступили его и стали тихонько что-то втолковывать, стараясь при этом не повышать голоса. Наконец, он кивнул головой и сделал знак капитану стражников. Тот махнул рукой своим людям, и они двинулись вслед за показывающим им дорогу камер-юнкером. Через несколько минут послышался шум, и стражники вернулись, таща за собой извивающуюся фигуру, закутанную в покрывало. Поравнявшись с королем, они остановились на мгновение, но тот не захотел смотреть на схваченного человека. Повинуясь команде иезуита, они потащили его на улицу и запихнули в карету. Кучер щелкнул кнутом и лошади, цокая копытами по булыжникам мостовой, потащили возок сопровождаемый отрядом черных рейтар. Придворные и слуги, если и заметили происходящее, старались вести себя ниже травы и тише воды и ни во что не вмешивались. Фердинанд, убедившись, что все прошло гладко, отправился в часовню и, преклонив колени перед распятием, стал горячо молиться, прося господа простить
– О чем, вы молились?
– неожиданно спросил его дребезжащим голосом непонятно откуда взявшийся император.
Фердинанд вздрогнул всем телом и со страхом воззрился на кузена. Седобородый старик в одной рубашке и туфлях на босу ногу стоял как живой укор его действиям.
– Что привело вас сюда?
– продолжал вопрошать император своего наследника и тот не мог найти слов, чтобы ему ответить.
– Вашему величеству вероятно холодно, - кинулся к Матвею пришедший следом за ним фон Гуттен и накинул на плечи императора его любимую шубу из присланных из Москвы соболей.
Пока камер-юнкер укутывал своего господина, король Богемии пришел в себя и, прочистив горло, начал говорить:
– Дорогой брат, боюсь, что у меня для вас дурные известия! Ваше милосердие к еретикам привело к самым печальным последствиям, какие только можно себе вообразить.
– О чем вы?
– В Праге восстание!
– Ужасные новости, - вздохнул император, - нужно немедленно известить кардинала Клезеля.
– Да ваш Мельхиор Клезель и есть главный зачинщик этого бунта!
– громыхнул Фердинанд, - во всяком случае, все это произошло не без его попустительства.
– Нужно немедля известить кардинала, - невозмутимо продолжал Матвей, привыкший, что его канцлера и директора тайного совета постоянно упрекают во всех мыслимых грехах.
– Простите дорогой брат, - тяжело вздохнул король, - но я решил с корнем вырвать эту заразу австрийского дома.
– О чем вы?
– Увы, я был вынужден отдать приказ об аресте Клезеля и сейчас его везут в крепость!
– Что вы сказали?
– Затем, - невозмутимо продолжал Фердинанд, - его отдадут под суд и если наши подозрения подтвердятся...
– Вы приказали арестовать моего канцлера без моего ведома!
– почти взвизгнул Матвей.
– У меня не было иного выхода!
– Как вы посмели?
– Это печальная необходимость, дорогой брат...
Но придавленный полученным известием Матвей, казалось, не слышит ничьих слов, лицо императора побледнело, дыхание стало прерывистым, и скоро он бессильно опустился на заботливо подставленное камер-юнкером кресло.
– Что с вами?
– встревожено спросил Фердинанд, но старика уже окружили иезуиты.
– Его величеству необходимо отдохнуть, - успокоил его один из них.
– Мы позаботимся о нем, а у вас еще много дел во славу Иисуса!
Императора увели в его покои, а богемский король прошел в кабинет, где фон Гуттен еще недавно развлекал его кузена россказнями и скабрезными историями. Камер-юнкер следовал за ним по пятам, подобострастно заглядывая в глаза. Наконец, тот обратил на него внимание.
– Мы довольны вашей службой молодой человек, - четко выговаривая слова, заявил он, - ваши старания будут щедро вознаграждены.