Царев город
Шрифт:
По стенам золотом пустили травчатую роспись, а под гербом по обе стороны написали, золотом же, двух рыкающих львов,. По сводам палаты римскими красками нарисовали двенадцать апостолов Христа. Лавки и рундуки вынесли, вместо них, по европейскому образцу, поставили стулья с высокими спинками, а сиденья и спинки обили цветной кожей, а по ней вышили золотыми нитками невиданные по красоте цветы. Хоть был Мурат опальным ханом, но честь ему решили воздать большую. Хотя бы потому, что это был для молодого царя первый иноземный прием.
Царя
Мурат-Гирей вошел в палату твердым шагом, рука — на эфесе сабли. Его принимали как друга, и оружие оставили при нем. Большая голова побрита, усы опущены вниз, подбородок тяжел. Глаза черные, крупные, брови вскинуты. Он встал перед троном, склонил голову.
Царь. Хорошо ли доехал друг наш Мурат-Гирей?
Мурат. Слава аллаху, доехал я хорошо. И приветствую царя Руси душевно.
Царь. Ия приветствую тебя. Хорошо ли поживает брат твой Саадет?
Мурат. С братом с нашим мы не в дружбе.
Царь. Отчего так?
Мурат. Двух баранов в одном котле не сваришь.
Годунов. Хорошо ли правит наш недруг хан Ислам-Гирей?
Мурат. Этот шайтан отравляет свое правление ядом глупости. Призвал он в Крымский юрт людей турецких, они опустошили Крым, от янычаров идет насильство и убийство великое. Поданные властью Ислама тяготятся, они желают иного хана.
Годунов. Кого?
Мурат. Саадет-Гирея. Он шлет туда льстивые, обманные письма, натравливает на меня ногайцев. Мне там жить тяжело.
Царь. А ко мне на службу ты не пошел бы?
Мурат. Где служить?
Годунов. Про ханство Касимово знаешь?
Мурат. Слышал.
Годунов. Дадим тебе землю на украинных рубежах. Будешь от хана Ислама те земли беречь, войной пойдет если. Войска у тебя много?
Мурат. Пять тыщ. Но каждый мой джигит пятерых стоит!
Годунов. При удобном случае на Ислама войной сходить можешь.
Царь. Верно. Мы поможем. А с братцем ты бы не ссорился. Ему бы мы Астрахань беречь поручили.
Мурат. Не советую, государь. Он всегда, вступая на тропу добра, берет в спутники зло. Я хочу упредить вас: Саадет по наущению ногайцев послал под Казань Муслу Аталыка с джигитами.
Царь. Зачем?
Мурат. Астраханские мурзы властью твоей тяготятся. Задумали они вместе с казанцами сбить одно ханство, от твоей управы- уйти, а ханом хотят сделать Саадета. И будет тот Аталык мутить черемис и других инородцев, подго варивать их к бунту против тебя. Оберегись, государь.
Царь. Спасибо за упреждение.
Годунов. Из слов твоих видно: служить ты нам хочешь.
Мурат. Буду служить. Только...
Годунов. О всем ином завтра договоримся. Ныне же государь утомлен.
Когда Мурат вышел, Вельский сказал недовольно:
— Поставим лису кур караулить. Он же с ханом Исламом может стакнуться, вот тогда будет защита южных рубежей.
Бояре Вельского не послушали, сказали, что Мурат Ис лама ненавидит, и боярин Годунов мудро поступил, позвав Гирея на службу государю.
За ужином у царя Борис сказал Ирине:
— Про Аталыка слышала? Что из этого следует?
— Крепости надобно ставить немедля. Сперва на Кокшаге, потом на Санчурине...
— И не только там. Повели, государь, — обратился он к Федору, — спешно послать в Астрахань два полка, и пусть там князь Федор Лобанов да Борис Мезецкий ставят крепость каменну, ибо старая, деревянная, обветшала.
— Повелю. А Саадет не помешает? У него, я слышал,
войска больше, чем у Мурата.
— Верно, государь. Чтобы оного не случилось, мы на время пошлем туда Мурата. Он своему милому братцу глотку порвет, если тот...
— А как же южные рубежи? — спросила Ирина.
— Подождут. Туда теперь Ислам не пойдет. Ему не до того. И еще: на переволоке меж Волгой и Доном надо поставить крепость супротив ногайцев и крымцев. И пусть заботится о построении острога сего великая царица.
— Верно, шурин, верно! — царь заулыбался и, повернувшись к жене, промолвил: — Пусть эта крепость будет твоей, Иринушка, и назовем ее Царицын острог. Ладно ли я придумал, шурин?
— Я, государь, рад этому не менее твоего. Если бы мы успели в эти годы поставить крепость на Тереке, то нам не токмо ногайцы али крымцы — нам весь Османский султанат был бы не страшен.
Через день был большой прием. В Столовой палате около царского кресла стояли рынды в белых одеяниях с се-кирками на плечах и один конюший, и боярин Борис Федорович Годунов. На большой лавке воссел один боярин и князь Иван Федорович Мстиславский. Никита Романович оказался болен, а Богдана Вельского почему-то в список приема вписать забыли. На кривой лавке сидели бояре Дмитрий Годунов, Степан Годунов, дворецкий Григорий Годунов, Иван Годунов, князь Дмитрий Шуйский да сыновья царева дяди Федор и Александр Романовы. Мурат со свитой сидел за отдельным гостевым столом. На приеме был зачитан указ о строительстве новых крепостей.
IV
Теперь уж голова Разрядного приказа не ждал прихода Ирины, а прибежал во дворец сам. Нашлись и ратники, и мастера-строители. Изыскивались фураж и прокормные деньги. За боярином вползли в царицыну палату четверо подьячих. За ушами перья, на поясах привешены чернильницы, за пазухой бумага.
— Здрав будь, Григорий Борисыч, — Ирина указала боярину на скамью. — Зачем пожаловал?
— Тут, государыня, я грамотку воеводам сочинил — казанскому и нижегородскому. И пришел к тебе, дабы ты державную руку свою приложила. Надумали мы послать на Кокшагу три полка. Большой полк поведут князь Иван Ондреев Ноготков да князь Григорий Вельский.