Цель вижу! Дилогия
Шрифт:
Видимо об этом же думали и те, другие, которые тоже наблюдали за этим стайерским забегом… Да только…
Не до красоты видать было наблюдателям… Не до эстетики женского тела…
В какой-то момент Капитолина, которая не отрывала глаз от своей подруги, увидела, как Леся вдруг резко остановилась рядом с очередным кустом, словно натолкнулась на стену, и медленно распрямила спину…
«…Ты чего?
– Прокричала молча Капа.
– Ты чего встала, дура? Прячься! Тебя же за версту видать! Прячься, Леська!..»
Да только было поздно…
Капа увидела, как метрах пятидесяти от ее подруги, а от нее самой метрах в двухстах, из большого, раскидистого куста выросли две мужские фигуры во вражеской форме…
– Говорила же я тебе, что это нелюди лесные!
– Прошептала Капа, передернула затвор своей винтовки и прильнула глазом к прицелу.
– Волки бешеные!.. Вурдалаки! Присядь! Присядь, дура! Я же их не вижу!!!
В том, что это были немцы, причем не простые, а именно парашютисты, было понятно сразу…
Одетые в теплое шерстяное прыжковое трико темно-серого цвета, поверх которого были надеты пятнистые, чуть ниже колен, бриджи и такие же пятнистые, в серых тонах, куртки, со множеством карманов, которые были чем-то под завязку набиты… В руках у них были немецкие автоматы…
Двое крепких мужчин медленно приближались к замершей от неожиданности Лесе, и автоматы в их руках были направлены прямо на девушку…
– Halte! Die H;nde nach oben! H;nde Hoch! Die Waffen zu werfen!!!
– Проговорил один из немцев негромко.
А другой сделал на своем лице улыбку, и проговорил «ласково»:
– Gehe hierher! Gehe!..
Они приближались, а Леся все никак не могла выйти из ступора…
– Да отойди же ты в сторону, дура!
– Рявкнула во весь голос Капитолина.
И этот одинокий возглас, словно стал сигналом к чему-то…
Леся резко вскинула свою винтовку, и выстрелила, почти не целясь - до немцев было уже меньше двадцати метров…
– Б-бах! Та-та-та-та! Б-бах!..
Винтовочные выстрелы и короткая автоматная очередь прозвучали почти одновременно… …Своим единственным выстрелом Леся «записала» на свой снайперский счет «своего первого немца» - ее пуля вошла точно в лоб, точно под срез каски!..
Первого и последнего…
Автоматная очередь перечертила девичье тело на косую, от плеча до бедра, и Леся стала падать на траву… Медленно… Так медленно, словно в кинопроекторе заела пленка и теперь изображение поплыло…
Второго немца уложила Капитолина… Точно так же, в лоб, и тоже под срез каски… И бросилась бежать сломя голову к своей подруге… …Всего одного взгляда, даже такой, неискушенной еще в людской смерти девушки, как Капитолина, было достаточно, чтобы понять, что Леся уже нежилец…
Всего-то четыре крошечных кусочка металла, выпущенные безжалостной рукой из автомата сделали непоправимое - одна из пуль, попала, скорее всего, в подключичную аорту, вызвав такое кровотечение, что уже весь верх ее гимнастерки был не защитного, зеленого, а темно-бурого цвета… Вторая пуля вошла точно в «солнечное сплетение» Леси, а третья и четвертая превратили в месиво ее печень…
Странно, но она была еще жива, когда Капа упала прямо перед ней на колени и приподняла голову:
– Как же это!
– Прошептала сибирячка, и ее горло сдавили спазмы рыданий.
– Что же ты наделала, Леся?
– Больно… - Прошептала смертельно раненная одесситка и улыбнулась.
– А все-таки я раньше тебя, Кап…
Ее голова безвольно откинулась назад, а голубые глаза замерли и как-то сразу остекленели…
– Гады!
– шептала Капитолина, понимая, что Лесина душа уже отлетела.
– Га-ады-ы-ы!!! Я отомщу, Леська!!! За всех наших девчонок отомщу!..
И небыло в ее глазах слез!..
Высохли все! До капли! Так и не пробившись наружу…
Зато вместо них в эти минуты внутри Капы родилась жгучая, душащая ненависть… Да и вся Капитолина, наверное, в этот момент родилась заново… Теперь в ней жило одно единственное чувство - месть! И именно теперь она, если бы узнала, конечно, смогла бы понять в этом чувстве свою старшину Морозову…
Но небыло никого рядом, чтобы подсказать и направить, и…
Капа стала действовать на свой страх и риск…
Зная наверняка, как далеко ночью в лесу разносится звук выстрела, а еще, понимая, что эти двое убитых немцев могли быть только секретным дозором или разведкой, а все остальные диверсанты не далеко и наверняка захотят узнать, кто это тут нарушает покой предутренних лесных сумерек, она не стала больше мешкать ни секунды.
Оглянувшись воровато по сторонам, Капа подползла на четвереньках к парашютистам…
– Мы еще повоюем с вами, гады!
– Только и сказала сибирячка.
– И ваши «трещотки» мне еще пригодятся!
Она расстегнула пояса убитых, сняла их вместе с подсумками, в которых покоились автоматные магазины. Затем запихнула за свой пояс четыре трофейные гранаты с длинными деревянными ручками, повесила на свои не по-девичьи широкую спину оба автомата, свои и Лесину винтовку, и…
– Пойдем, подруга… Я тебя вынесу… А эти вурдалаки пусть облизнуться!..
Крякнув, совсем по-мужски, когда поднимают что-то тяжелое, она подняла на руки тело Леси и пошла к лесу. Так быстро, как хватало сил под этой нечеловеческой, горькой ношей… …Капа была права - звуки в вечернем и ночном лесу слышно очень далеко, особенно если это звуки выстрелов…
Как настоящая сибирячка-охотница она очень легко ориентировалась в лесу, который настоящим лесом, и назвать-то было нельзя! И она точно знала, куда надо идти! Словно чуяла, как лесной зверь…
А еще она знала, седьмое чувство это было что ли, что та лощинка, в которой они с Лесей оставили своих подруг и командиров, намного ближе, чем могло бы показаться…
И она совсем не удивилась, когда через четверть часа, или чуть-чуть больше, она лицом к лицу столкнулась, на одной из крохотных, как блюдце, полянок, с Сиротиной и Ольгой Рублевой…