Целестина, или Шестое чувство (илл. В. Самойлова)
Шрифт:
Внезапно дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвался Бобик зареванный, с грязными дорожками от слез на щеках.
— Новаковский его замуровал! Новаковский его замуровал! — едва выговорил он, рыдая. — Живьем! Живьем!
— Кого?! — крикнула мама Жак.
— Моего мыша! Моего мыша! — всхлипывал поглощенный своим горем Бобик, ничего не замечая вокруг. — Посмотрите! Посмотрите! — сказал он, кладя на стол безжизненное мягкое тельце с безволосым хвостиком. — Он, наверно, умер! Умер!
Юлия в мгновение ока позеленела.
— Забери
— Дядя, сделай ему искусственное дыхание! Сделай ему искусственное дыхание! — причитал Бобик.
Мышка неподвижно лежала среди дивной красоты фарфоровых чашек и аппетитных кусочков орехового торта, а желтые нарциссы в темно-синей вазе скорбно склоняли над ней свои анемичные головки. Жачек отнесся к делу серьезно.
— Принеси нашатырный спирт, — сказал он. — Попытаемся привести ее в чувство. — И коснулся мыши пальцем. — Еще теплая, — проговорил он задумчиво.
— Папа!!! — сдавленным голосом сказала Юлия.
— Он умер от разрыва сердца? — плакал Бобик.
— Не говорят «он», говорят «она», — машинально поправила его мама Жак.
— Почему? — спросил Бобик.
— Мама!!! — сказала Юлия сдавленным голосом.
Но было уже поздно. Машина пришла в движение.
— Потому что мышь женского рода, — объяснила мама.
— Всякая? — заинтересовался Бобик: даже рыдания перестали срываться с его серых от пыли губ.
— Всякая. Говорят не «этот мыш», а «эта мышь».
— А самцы тоже женского рода? — пожелал узнать Бобик.
— Гм… самцы. Нет, не женского.
— Это очень интересно, — отметил Бобик, уже окончательно успокоившись и готовый задавать дальнейшие глубокие вопросы.
Мышка на столе пошевелилась, и немного желтого песка ссыпалось с ее шубки. Мать Толека сидела, как загипнотизированная, и глядела на подергивающее лапками существо так, словно перед ней была бомба замедленного действия.
— Жив! Жив! — завопил Бобик. — Дайте ему торта, дайте ему торта!
Просиявший ребенок недолго думая вскарабкался на колени к гостье и, поерзав, устроился, как ему было удобно.
Элегантная дама сидела не шевелясь. Она была удивлена, но не подавала виду.
— Какой милый мальчуган, — заметила она из-за взлохмаченной головки Бобика, стараясь не прикасаться к его запыленной курточке.
— За-бе-ри-те э-ту мышь, — с трудом пролепетала Юлия, близкая к обмороку.
— Ах, в самом деле, — спохватилась вдруг мама Жак и, помогая себе ложечкой, положила мышь на тарелку. — Жачек, унеси эту несчастную тварь. Извините нас, ради бога. У Бобика бывают такие заскоки.
— Ничего, ничего, — поспешили успокоить маму гости.
Мышь была унесена. Цеся сманила Бобика с колен величественной дамы, положив на тарелочку большущий кусок торта и поставив эту приманку на противоположный конец стола. Дедушка ловко свернул разговор на Вольтера,
— О, что я вижу? Сервиз Новаковского!
— Вкусный тортик? — надрывно вскричала мама Жак.
— Замечательный, — немедленно откликнулась гостья.
— Замечательный, кхе-кхе!
— Я по голубым рисуночкам узнал, — похвастался Бобик. — У меня глаз наметанный. Мама Новаковского говорила, что они за него заплатили в антикварном…
— Бобик! — сказала Юлия.
11
И все-таки, несмотря ни на что, прием прошел удачно. После кошмарной промашки Бобика ничего худшего случиться уже не могло. Сознание этого принесло всем членам семьи Жак острое чувство облегчения: лед внезапно был сломан, и общая атмосфера заметно потеплела. Вторая часть встречи прошла в приятной беседе без перебоев.
Выяснилось, что родители Толека, по сути дела, просто счастливы: наконец-то им удалось попасть в круг людей, близких по духу, людей, с которыми можно потолковать о неслыханно увлекательных вещах — таких, как современные проблемы квантовой механики или качество керамической глины отечественного производства. Не говоря уж об обоюдном интересе к знаменитым французским просветителям, который обнаружился у дедушки и Толекиного папы. Правда, дедушка со свойственной ему чистосердечностью несколько нарушил общую гармонию сообщив, что о Руссо сказать пока ничего не может, поскольку еще его не прорабатывал — он добрался только до буквы «Д», — однако в задушевной обстановке, которая сложилась к тому времени, его заявление прошло незамеченным.
Когда отец и мать Толека поднялись из-за стола, никто уже не помнил ни о мыши, ни о сервизе Новаковского. Чаепитие благополучно завершилось, и после заключительного обмена любезностями, приглашениями в гости и взаимных восторгов от знакомства со столь интересными людьми окрашенная в белый цвет входная дверь наконец захлопнулась за Толеком и его родителями.
— Ушли, слава богу! — сказал Жачек и вздохнул с облегчением бессильно прислонясь к вешалке для верхней одежды.
И в ту же секунду в дверь легонько постучали. Это отец Толека вернулся за своим зонтом.
— Он наверняка слышал! — с отчаянием прошептала Юлия, когда Жачек, на этот раз проявив большую осмотрительность, проводил гостя вместе с зонтом на площадку и удостоверился, что тот окончательно ушел.
— Ничего он не слышал, — буркнул Жачек без особой уверенности, тщательно закрывая дверь на задвижку. — Он немного глуховат, я сам видел.
— Господи, что ты мог видеть?
— Что он глух. Как пень, — сказал Жачек и добавил с оттенком высокомерия: — И вообще, напрасно ты волнуешься, дорогая, не такие уж они аристократы.