Цена ненависти

Ларюэль Марлен

Возможно, следует допустить распространение экстремистских материалов в библиотеках или их издание с критическими комментариями. Этот вопрос остается совершенно непроясненным. Требуется изучение зарубежного опыта таких ограниченных запретов.

Нормы, касающиеся организаций и СМИ

При сужении определения экстремистской деятельности до криминальной становится более понятным жесткий механизм ликвидации/закрытия организаций (общественных, религиозных, профсоюзных) и СМИ за такую деятельность.

И все же, по отношению к организациям и СМИ следует исключить сверхжесткий — и ни разу не примененный — механизм, заложенный ст. ст. 7 и 8 Закона. Ведь по смыслу этих статей организация (аналогично и СМИ) «подлежит ликвидации»,

если не обжаловала вынесенное ей предупреждение в суде или обжаловала его, но проиграла суд. То есть правомерное предупреждение потенциально является не предупреждением, а завуалированным закрытием.

Предложенное выше сужение определения экстремизма в ст. 1 Закона само по себе приводит к тому, что противозаконными для организаций и СМИ становятся только такие виды пропаганды расовой, этнической, религиозной розни и вражды, которые соответствуют формулировке, тождественной ст. 282 УК. Может показаться, что ликвидация организации или закрытие СМИ возможны только в связи с вынесением уголовного приговора за акт такой пропаганды. Между тем до сих пор дело обстоит совсем не так: хотя закрывают организации и СМИ редко, но предупреждения им выносят относительно часто и без всякой связи с уголовными делами. И это правильно: уголовные санкции соответствуют более высокому уровню общественной опасности деяния, чем санкции административные, каковыми и являются предупреждение и даже ликвидация.

Представляется, что такое различение уровней общественной опасности не следует явным образом из формулировок законов, как не следовало и до принятия Закона 2002 года, но — исключительно из судебной практики. Скажем, до середины 2002 года законы об организациях и СМИ повторяли формулировку ст. 13 Конституции «разжигание розни», а ст. 282 УК повторяла ст. 29 Конституции «возбуждение ненависти и вражды», но некоторые комментаторы полагают, что эти две конституционные формулировки синонимичны [197] , во всяком случае, не выявлено их явное для всех различие.

197

Ратинов Александр, Кроз Михаил, Ратинова Наталия. Ответственность за разжигание вражды и ненависти: Психолого-правовая характеристика. М.: Юрлитинформ, 2005. С. 49–50.

Было бы правильнее юридически зафиксировать сложившуюся двухуровневую систему санкций. Технически это сделать довольно просто: в закон «О противодействии экстремистской деятельности» (в ч. 2 ст. 9 для организаций и ч. 2 ст. 11 для СМИ) нужно добавить оговорку, что СМИ или организация подлежат санкциям, если экстремистский характер деятельности «доказан во вступившем в силу приговоре за преступление экстремистской направленности». А вот предупреждение может (и даже должно) выноситься до того, как уголовное преступление уже свершилось.

Но это не означает, что газета или организация не могут быть наказаны, например, за пропаганду этнической интолерантности, если суд не усмотрел в этой пропаганде уголовного преступления и, соответственно, не признал ее экстремистской. Ведь в законах об организациях и СМИ и сейчас прописан механизм ликвидации в случае нарушений не экстремистского характера.

Нужно только вернуть в эти законы существовавший там ранее отдельный запрет на «разжигание розни». В ст. 4 закона о СМИ есть запрет использования СМИ «в целях совершения уголовно наказуемых деяний», поэтому при предложенном определении экстремизма как разновидности преступной деятельности нет смысла сохранять там запрет на «осуществление экстремистской деятельности». А вот в аналогичных статьях разных законов об организациях в списке запрещаемых действий возникает кажущееся дублирование между возвращенной формулировкой «разжигание розни» и стоящей там с 2002 года «экстремистской деятельностью». Но мы понимаем, что эти две формулировки описывают пересекающиеся, но разные действия, и поэтому их сосуществование допустимо. Вероятно, возникнет и спор, какого рода «рознь» должна запрещаться: национальная, этническая, расовая, религиозная, классовая, социальная — ведь ранее

в разных законах список прилагательных к слову «рознь» был разным. Что же, этот вопрос заслуживает общественной дискуссии.

В ст. 15 Закона заложен механизм отмежевания организации от действий члена ее руководства. Этот механизм страхует организации от ответственности за противоречащие их принципам выступления отдельных активистов. А вот для СМИ подобный механизм не предусмотрен, хотя СМИ несут ответственность за высказывания не только членов своего «руководства», но за все свои публикации. Это делает СМИ чрезмерно уязвимыми из–за, например, одиночной и случайно пропущенной в печать публикации. Следует предусмотреть более мягкие санкции для СМИ, чем закрытие (предупреждение санкцией, собственно, не является). Ситуация, в которой единственным наказанием для субъекта правонарушения является его ликвидация, порочна в принципе.

Самой мягкой санкцией может быть обязательное опровержение, как это практикуется в гражданских исках. Несомненно, очень эффективна такая мера, как штраф (также налагаемый судом). Размер штрафа, в отличие от ситуации с гражданским исками, будет ограничен законом и, соответственно, не должен стать финансовым заменителем ликвидации.

Все это требует внесения соответствующих поправок в закон о СМИ. Их следует дополнительно продумать с участием представителей самих СМИ.

Следует отказаться от внесудебного приостановления деятельности организаций, предписываемого сейчас ст. 10 Закона. Внесудебное решение может быть оправдано только крайней срочностью, например, при пресечении экстремистской деятельности на митинге, но такой срочности не может быть применительно к деятельности организации. Зато резко возрастает вероятность совершенно произвольного наказания.

Конечно, какая–то степень срочности может быть. И можно в ст. 10 записать, что судебные решения о приостановлении деятельности организации принимаются по запросам прокуратуры или органов юстиции, например, в 10–дневныйсрок (по аналогии с сокращенным сроками рассмотрения в ситуации избирательной кампании).

Статьи УК

Мотив ненависти

Мотив ненависти как квалифицирующий признак присутствует лишь в немногих статьях УК: 105 («убийство»), 111 («нанесение тяжких телесных повреждений»), 112 (то же «средних»), 117 («истязание»), 244 (осквернение могил и памятников). Вероятно, законодатель считал, что в остальных случаях будет применяться соответствующее отягчающее обстоятельство согласно ст. 63 п. «е» УК. Но этого не происходит. Следовало бы соответствующим федеральным органам (Министерству юстиции, Генпрокуратуре, Верховному суду) разъяснить необходимость применения этого пункта следствию, обвинению и судам. Но реализация этого пожелания остается пока сомнительной.

Между тем на практике мотив ненависти очень часто присутствует в не столь тяжких насильственных преступлениях — по ст. ст. 115 («нанесение легких телесных повреждений»), 116 («побои»), 119 («угроза убийством или нанесением тяжких телесных повреждений»), 212 («массовые беспорядки»), 213 («хулиганство»), и внесение в них такого же квалифицирующего признака было бы уместно. Все эти преступления, если они квалифицируются именно с таким признаком, становятся преступлениями экстремистской направленности.

Такое изменение УК позволило бы отказаться от часто сомнительного дополнения обвинения ч. 2 ст. 282, так как факт каких–то публичных призывов и возбуждения ненависти в момент нападения очень редко доказуем [198] (далеко не всегда он и присутствует), а для учета в приговоре мотива ненависти существуют соответствующие квалифицирующие признаки и отягчающие обстоятельства.

И, наконец, повторим, что было бы правильно расширить формулировку ст. 63 п. «е» и соответствующего квалифицирующего признака мотивами политической и идеологической ненависти и вражды.

198

См. статью «Три года противодействия» в этом сборнике.