Цена ненависти
Шрифт:
Было бы заблуждением проводить далеко идущие параллели между типом, значением и радикальностью антисемитизма в донацистской Германии и в постсоветском российском обществе. Скорее, сегодня значение антисемитской разновидности ксенофобии внутри русского ультранационалистического дискурса снижается: этот дискурс все больше концентрируется вокруг воинствующего антиамериканизма (который, правда, часто смешан с антисемитизмом). Неверно было бы также проецировать на Россию именно такой процесс переноса ультранационалистических идей от слабеющих крайних партий к политической элите и в гражданское общество, как в поздней имперской Германии. Несмотря на это, приведенный пример и другие подобные примеры в дофашистской Европе показывают, что в некоторых случаях относительный упадок электоральной и организационной деятельности и успешности правоэкстремистских партий не может рассматриваться как недвусмысленный индикатор уменьшения притягательности их идей. Мы можем также сделать вывод, что созданию более полной картины распространения и природы ультранационалистических идей в данной стране может содействовать внимание к событиям и в гражданском, а не только политическом, обществе.
Не только ослабление националистических партий может создать ложное впечатление об уровне поддержки в обществе антидемократических идей. В ряде новых исследований был поставлен под вопрос и действительный вклад сильного гражданского общества в создание и укрепление полиархии, тогда как подход политологического мейнстрима, который иногда называют «неотоквилианским» и который инспирирован фундаментальным трудом Роберта Путнама «Как заставить демократию работать» [242] ,
242
Putnam R. Making Democracy Work.
243
Encari'on Omar. Civil Society and the Consolidation of Democracy in Spain // Political Science Quarterly. Vol. 111. 2001. N 1.
Поскольку Испания является «парадигматическим примером для изучения перехода к демократии» [244] , и было сказано, что для Восточной Европы «оптимистический сценарий — это следовать путем Испании» [245] , это заключение Енцарьона (если оно верно), должно иметь значительные последствия для нашего понимания того, как возникают полиархии.
Еще более значим в данном контексте другой парадигматический пример, а именно упадок германской Веймарской республики в 1930–1934 годах. Он характеризовался присутствием и активностью особенно разнообразного и динамического, по историческим и сравнительным меркам, добровольного сектора [246] . Как указывала Шери Берман,
244
Linz Juan, Stepan Alfred. Problems of Democratic Transition and Consolidation: Southern Europe, South America and Post-Communist Europe. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1996. P. 87.
245
Przeworski Adam. Democracy and the Market. N.Y.: Cambridge University Press, 1991. P. 8.
246
Fritzsche Peter. Rehearsals of Fascism: Populism and Political Mobilization in Weimar Germany. N.Y: Oxford University Press, 1990.
«по контрасту с тем, что предсказывают неотоквилианские теории, высокий уровень развития гражданского общества, отсутствие сильного… правительства и политических партий послужило фрагментации, а не объединению немецкого общества… Богатая общественная жизнь Веймара создала решающую почву подготовки для будущих нацистских кадров и базу, с которой Национал–социалистическая рабочая партия (НСДАП) смогла предпринять свой Machtergreifung (захват власти). Если бы немецкое гражданское общество было слабее, нацисты никогда не могли бы привлечь так много граждан для своих целей и победить своих оппонентов так быстро…. НСДАП пришла к власти не путем привлечения отчужденных, аполитичных немцев, а скорее путем вербовки высокоактивных индивидуумов и последующей эксплуатации их способностей и членства в разных ассоциациях для расширения притягательности партии и консолидации ее позиции как самой большой политической силы Германии» [247] .
247
Berman Sheri. Civil Society and the Collapse of the Weimar Republic // World Politics. Vol. 49. 1997. N 3.
Специфика германских гражданских ассоциаций того времени состояла в том, что вместо того, чтобы исполнять роль индикатора демократичности немецкого общества,
«…они росли в период напряженности. Когда национальные политические институции и структуры проявляли свое нежелание или неспособность обращать внимание на нужды своих граждан, многие немцы отвернулись от них и нашли помощь и поддержку в организациях гражданского общества. Рост ассоциаций в те годы не означал наличия такого же роста либеральных ценностей или демократических политических структур; вместо этого он повлек за собой и усилил фрагментацию политической жизни Германии и делегитимацию национальных политических институтов» [248] .
248
Berman S. Civil Society and the Collapse of the Weimar Republic.
Похожая аргументация была представлена по поводу ситуации в Северной Италии, где фашистское движение после Первой мировой войны также выросло из относительно хорошо развитой системы институтов гражданского общества [249] — поставив, таким образом, под вопрос известный тезис Путнама [250] .
Эти наблюдения подтверждают, что роль, которую гражданское общество играет в смене режимов, обусловлена конкретными политическими условиями, такими как сила политических институтов и уровень легитимности существующего политического режима. Шери Берман приходит к выводу, что
249
Eubank William, Weinberg Leonard. Terrorism and Democracy within One Country: The Case of Italy//Terrorism and Political Violence. Vol. 9. 1997. N 1.
250
Putnam R. Making Democracy Work.
«возможно, поэтому образование и развитие ассоциаций должно рассматриваться как политически нейтральный коэффициент — изначально не хороший и не плохой; его влияние зависит от широкого политического контекста» [251] .
Частичное решение проблемы одновременно прои антидемократической роли, которую может играть гражданское общество, может быть найдено в попытках выделить различные типы негосударственных/некоммерческих структур, то есть тех их разновидностей, которые имеют демократический или антидемократический уклон. Например, самыми значимыми среди наиболее быстро растущих организаций добровольческого сектора Веймарской республики были разнообразные националистические ассоциации, ставшие популярными после Первой мировой войны. Эти националистические организации лучше всего рассматривать как «симптомы и средства перемен. Они были сформированы как специфические организации в пределах пространства, которое открылось из–за сложности и архаичности доминировавшей ранее классовой политики» [252] .
251
Berman S. Civil Society and the Collapse of the Weimar Republic.
252
Eley Geoff. Reshaping the German Right: Radical Nationalism and Political Change after Bismarck. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1994. P. XIX; цит. по: Berman S. Civil Society and the Collapse of the Weimar Republic.
Непартийные институты, чем и были националистические организации, стали замешать политические партии — феномен, который после Второй мировой войны снова стал заметен в ряде западных стран [253] . Эти организации не являлись манифестациями собственно гражданского общества, а представляли собой скорее «негражданские группы» [254]
Такой подход был недавно детально развит в статье Ами Педазура и Леонарда Вайнберга, которые предложили ввести давно известное, но до сих пор недостаточно разработанное понятие «негражданского общества» в современное изучение правого экстремизма [256] . Педазур и Вайнберг замечают, что с начала 1970–х годов непартийные организации, связывающие государство с обществом, в целом стали более популярны. И это касается не только структуры чисто гражданского общества. Непартийные группировки, бросающие вызов демократии, то есть различные разновидности негражданского общества, в качестве заменителей правоэкстремистских партий [257] или как дополнительные игроки в антидемократическом спектре тоже стали более значимыми в консолидированных демократиях.
253
When Parties Fail: Emerging Alternative Organizations / Kay Lawson and Peter H. Merkl, eds. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1988.
254
Encari'on O. Civil Society and the Consolidation of Democracy in Spain.
255
Payne Leigh. Uncivil Movements: The Armed Right Wing and Democracy in Latin America. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2000.
256
Pedahzur Ami, Weinberg Leonard. Modern European Democracies and Its Enemies: The Threat of the Extreme Right // Totalitarian Movements and Political Religions. Vol. 2. 2001. N 1.
257
Backes Uwe, Mudde Cas. Germany: Extremism without Successful Parties // Parliamentary Affairs. Vol. 53. 2000. N 3.
Еще до того, как были представлены эти теоретические аргументы, непартийной сфере уделялось много внимания в эмпирических исследованиях новейшего развития немецкого и других западных ультранационализмов. В отличие от Герберта Китшельта, который в своей новаторской книге о том, что он называет «новой радикальной правой» в Западной Европе в 1970–1990–х годах, сфокусировал свое внимание в основном на политических партиях [258] , Михаэль Минкенберг в своем последующем сравнительном анализе правого радикализма в Германии, Франции и США после 1968 года учитывает, кроме партий, также множество различных группировок негражданского общества [259] . М. Минкенберг включает в это понятие интеллектуальные круги, разные субкультурные образования, религиозные кружки, юношеские группировки, издательские дома и другие организации. Внимание Минкенберга к этим феноменам обеспечивает базу для более адекватной оценки проникновения радикальных правоэкстремистских идей в общество — особенно применительно к тем странам, которые не сталкивались с такими впечатляющими подъемами радикальных правых партий, как Свободная партия Австрии (Freiheitliche Partei "Osterreichs) в Австрии, Национальный альянс (Alleanza Nazionale) в Италии или Национальный фронт (Front national) во Франции.
258
Kitschelt Herbert, in collaboration with McGann Anthony J. The Radical Right in Western Europe: A Comparative Analysis. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1995.
259
Minkenberg Michael. Die neue radikale Rechte im Vergleich: USA, Frankreich, Deutschland. Opladen: Wfestdeutscher Verlag, 1998.
Минкенберг более адекватно, нежели Китшельт, анализирует то, как активисты, поддерживающие такие идеи, сознательно используют различные стратегии в продвижении своих взглядов в зависимости от конкретного социально–политического контекста, культурных традиций и правовых установок, в рамках которых они оперируют [260] . Минкенберг, например, отмечает, что в США некоторые ксенофобские и фундаменталистские группы вместо формирования собственных партий использовали для проникновения в государственные структуры организации, близкие к Республиканской партии [261] . А в Германии так называемый новый правый интеллектуальный дискурс о национальной истории и идентичности получил влияние через публичные дебаты политического мейнстрима [262] . Вместо формирования собственных партий часть немецких правых радикалов выбрала тактику воздействия на немецкую политическую культуру в целом [263] и на программы умеренных правых партий в частности [264] . Более того, «новые правые» сделали это с помощью явной адаптации известного грамшианского утверждения, что идеологическая группа должна достичь сначала «культурной гегемонии» в обществе, а уж потом приобрести политическую власть [265] . На территории бывшей ГДР, к удивлению многих исследователей, правые радикальные партии, с некоторыми заметными исключениями [266] , также не были слишком успешны на выборах, но в то же время ультранационализм в Восточной Германии стал силен на субкультурном уровне, в особенности среди молодежи [267] .
260
Умланд А. Сравнительный анализ крайне правых групп на Западе: По поводу книги М. Минкенберга // ПОЛИС/Политические исследования. 2001. № 3.
261
См. также: Minkenberg M. Neokonservatismus und Neue Rechte in den USA: Neuere konservative Gruppierungen und Str"omungen im Kontext sozialen und kulturellen Wandels. Baden-Baden: Nomos, 1990; Idem. Die amerikanische konservative Revolution: Radikale Rechte und Republikanische Partei am Ende des Jahrhunderts // Aus Politik und Zeitgeschichte. Vol. 43. 1996. S. 45–53; Bellant Russ. Old Nazis, the New Right, and the Republican Party: Domestic Fascist Networks, and their Effect on U.S. Cold War Politics. Boston, MA: South End Press, 1991.
262
Pfahl-Traughber Armin. Konservative Revolution und Neue Rechte: Rechtsextremistische Intellektuelle gegen den demokratischen Verfassungsstaat. Opladen: Leske+Budrich, 1998.
263
Gessenharter Wolfgang. Kippt die Republik?: Die Neue Rechte und ihre Unterst"utzung durch Politik und Medien. M"unchen: Knaur, 1994; Leggewie Claus. Druck von rechts: Wohin treibt die Bundesrepublik? Miinchen: Beck, 1993; Lenk Kurt. Rechts, wo die Mitte ist. Baden-Baden: Nomos, 1994.
264
См. также: Wiesendahl Elmar. Verwirtschaftung und Verschleiss der Mitte: Zum Umgang des etablierten Politikbetriebs mit der rechtsextremistischen Herausforderung // Das Gewalt-Dilemma Wilhelm Heitmeyer, ed. Frankfurt a.M.: Suhrkamp, 1994. S. 115–137; Extremismus der Mitte: Vom rechten Verst"andnis deutscher Nation / Hans-Martin Lohmann, ed. Frankfurt a.M.: Fischer Taschenbuch Verlag, 1994.
265
Demirovic Alex. Kulturelle Hegemonie von rechts: Antonio Gramsci — gesehen von der ‘nouvelle droite’ // Die neue Gesellschaft: Frankfurter Hefte. Vol. 37. 1990. Nr 4; Pfahl-Traughber Armin. ‘Gramscismus von rechts’?: Zur Gramsci Rezeption der Neuen Rechten in Frankreich und Deutschland // Blick nach rechts. Nr 21.
266
Umland A. A German Le Pen? // Patterns of Prejudice. Vol. 35. 2001. N 4.
267
Schroeder Burkhard. Im Griff der rechten Szene: Ostdeutsche St"adte in Angst. Reinbeck bei Hamburg: Rowohlt, 1997; Wagner Bernd. Rechtsextremismus und kulturelle Subversion in den neuen L"andern. В.:Zentrum Demokratische Kultur, 1998.