Цена ненависти
Шрифт:
По согласному мнению всех информаторов, в целом драки носили «относительно не жестокий» характер, без применения «железа» (то есть ножей, заточек, арматуры и т. п.) и «дерьма» (камней, палок и т. п.). Не использовались также и распространенные в 80–е годы одноразовые самопалы и самодельные бомбочки. Наиболее серьезным оружием в драках были армейские ремни с пряжками. Поэтому обошлось без тяжелых увечий и смертельных случаев. За весь период «мини–войны» госпитализация понадобилась, по одним сведениям, четырем, по другим семи пострадавшим. В самой крупной стычке (в конце 2002 года), по мнению одного из информаторов, участвовало свыше 60 человек (15 скинхедов во главе со «Штрольхом», остальные рэперы). По мнению же другого информатора, самая крупная стычка имела место еще в начале «мини–войны», когда группа «Букеля» (15–20 человек) напала на зал, где собрались
Таких столкновений, которые потребовали бы привлечения специальных сил милиции, в городе не наблюдалось (хотя за локальные драки милиционерами было задержано свыше десятка несовершеннолетних). Специального освещения этой «мини–войны» в местных СМИ также не было, хотя милиция была, разумеется, в курсе — и именно с этого периода стала проявлять на улицах «повышенный интерес» к подросткам с типично скинхедской внешностью и экипировкой. У занятых борьбой с рэперами челнинских наци–скинов не хватало ни времени, ни сил на какие–либо другие «акции», включая нападения на «инородцев». Лидер приблизительно 2–тысячной челнинской азербайджанской общины Гасан Мамедов даже неоднократно высказывался в местных СМИ в том духе, что в Набережных Челнах скинхедов не было, нет и не будет.
Сообщить какие–либо подробности об идеологии, связях или структуре наци–скин–групп 2002 года челнинские информаторы оказались не в состоянии. Собственной прессы эти группы не выпускали, листовок не распространяли. Надписи «Skinheads» и свастики на стенах давали лишь самое общее представления об идеологических пристрастиях этих групп. Похоже, у них не было даже самоназваний. К весне 2003 года наци–скин–группы в Набережных Челнах распались — кто–то вышел из субкультуры, кто–то, видимо, «ушел в подполье» (отрастив волосы и «сменив прикид»), кто–то уехал. В частности, город вынуждены были покинуть и «Букель», и «Штрольх» (причем последний уехал учиться в Ижевск и на каникулах появляется в Набережных Челнах).
До весны 2004 года никаких данных об активности скинхедов (и даже просто об их существовании) в Набережных Челнах не было. Однако весной 2004 года стало очевидно, что скинхеды в городе появились вновь, причем сразу в двух ипостасях: наци–скины и «ред–скинз».
«Рез–скинз» сразу заявили о своей принадлежности к «шарпам» (Skinheads Against Racist Prejudice). Никакими громкими уличными «акциями» челнинские «шарпы» не отличились, о существовании их известно исключительно из–за проводимой ими в молодежной (преимущественно школьной) среде пропаганды, в основном через панков. Достоверно известно, что челнинские «шарпы» — это русская, а не татарская молодежь, и что они поддерживают (или поддерживали до недавнего времени) контакты с Ассоциацией движений анархистов (АДА). Свою численность «шарпы» скрывают. Местные информаторы не сходятся в оценке численности челнинских «ред–скинз»: по мнению одних, «шарпов» — 2–4 человека, по мнению других — 8–10.
Наци–скины также отличаются от своих предшественников. Во–первых, они полностью (или почти полностью) отказались от имиджа и внешней атрибутики: не бреют головы, не одеваются как скинхеды (или носят только какой–то один атрибут, например, высокие шнурованные ботинки), не проводят уличных «акций». О существовании их известно в основном из настенных надписей и очень активной пропаганды, развернутой в молодежной среде. Все челнинские информаторы дружно утверждают, что действующие сегодня в городе наци–скины занимаются в основном устной пропагандой (и лишь в незначительной степени — распространением праворадикальной литературы различных направлений) преимущественно в среде «гопоты» (то есть неполитизированной некультурной алкоголизированной хулиганской молодежи).
Челнинские информаторы согласны в том, что в настоящий момент в городе действуют как минимум четыре различные наци–скинхедские организации. Это мнение основывается на следующих наблюдениях. Одна группа скинхедов поддерживает контакты с местным отделением Национальной державной партии (НДПР) и распространяет в первую очередь литературу НДПР, в частности, брошюры и книги А. Севастьянова. Другая группа скинхедов поддерживает контакты с ижевским отделением Партии Свободы и распространяет литературу партии (предположительно посредником в этих контактах является упоминавшийся выше «Штрольх»). Третья группа, преимущественно ведущая пропаганду
Хотя все эти группы сами себя называют скинхедами, фактически их деятельность носит полулегальный характер, типичный для организованных ультраправых нескинхедских групп. Они отказались от открытой конфронтации с представителями «неправильных» молодежных субкультур (рэперами, панками), и их субкультурность, насколько можно судить, заключается исключительно в пропаганде и восхвалении субкультуры скинхедов в ее ультраправом варианте.
Информаторы единодушны в том, что число наци–скинов в Набережных Челнах медленно растет, но не сходятся в оценке их нынешней численности, называя цифры от 60 до 120 человек. Видимо, это можно объяснить закрытостью нынешней наци–скин–среды Набережных Челнов.
Три информатора сообщают, что челнинские наци–скины с большей или меньшей регулярностью проводят какие–то выездные мероприятия (обычно на выходные или праздники), собираясь вместе и выезжая из города. Причем были предложены три взаимоисключающих версии относительно характера этих поездок: по мнению одного из информаторов, речь идет о выездных «акциях» (уличных нападениях), проводящихся в Ижевске, Альметьевске, Ульяновске (раз практика показала, что это опасно делать дома); по мнению другого, скины ездят на концерты «ой!$1 — групп в соседние республики и области, преимущественно в Ижевск (до которого из Набережных Челнов ближе, чем до Казани) и в Самару; по мнению третьего, они просто «выезжают в лес, где переодеваются в нацистскую форму, жгут кресты, напиваются как свиньи и орут свои фашистские гимны».
Нет никаких достоверных данных о взаимоотношениях между этими группами — сотрудничают ли они, конкурируют или противоборствуют друг с другом. Группы не издают своих газет или бюллетеней и не имеют сайтов в интернете. Если они выпускают какую–либо печатную продукцию, то она носит закрытый характер, если они как–то представлены в Сети, то, вероятнее всего, в закрытых рассылках и форумах.
В целом, поведение челнинских наци–скинов в условиях внешнего давления надо признать типичным: в Москве и Петербурге, где скинхеды также столкнулись с давлением (уже со стороны правоохранительных органов — после Царицынского погрома и убийства Хуршеды Султоновой), поведение тех скин–групп, кого это давление коснулось, было точно таким же — отказ от внешней атрибутики и уличных «акций» и уход наиболее «стойких» в полуподполье. Случай Набережных Челнов можно считать наиболее чистым, поскольку в силу неразвитости субкультуры внешнее давление в городе распространилось, в отличие от Москвы и Петербурга, на всех скинхедов, а не на отдельные группы, что облегчило восприятие картины и ее анализ. То, что в Набережных Челнах в роли внешней силы выступили не правоохранительные органы, а другая более сильная и численно преобладающая субкультура, не принципиально. Относительная неанонимность молодежной среды в 500–тысячном городе дала возможность субкультурным противникам наци–скинов выявить их с той же легкостью, с какой это могли бы сделать спецслужбы в мегаполисе. Прямое физическое давление, возможно, даже более эффективно в данном случае, чем институционализированное давление правоохранительных органов и власти.
Пример Набережных Челнов, однако, показывает, что одними силовыми методами проблему наци–скинов решить невозможно. И не только потому, что ядро субкультуры скинхедов при давлении уходит в подполье или полуподполье, стремительно утрачивая признаки молодежной субкультуры и максимально приближаясь по образу жизни и деятельности к «классическим» ультраправым, но и потому, что субкультура «самозарождается» вновь, из других людей, не имеющих прямого отношения к устраненным с общественной арены силовыми методами предшественникам.