Цена памяти
Шрифт:
Люциус Малфой оценивает вероятности и делает свою ставку.
— Отец, нет!..
— Остолбеней!
Вспышка пересекает камеру, врезаясь Гермионе в грудь, и она валится на землю. Она успевает увидеть, как Драко дёргается в её сторону; он мечется, не зная, что предпринять. Но при падении боль пронзает всё тело, кровь ударяет в голову, и Гермиону ослепляет белизной.
Несколько мгновений она ничего не видит и не слышит.
А когда наконец может снова различать происходящее вокруг, натыкается взглядом
И направляет палочку ему прямо между глаз.
— Не делай это…
— Империо.
Гермионе кажется, что она различает печаль в его голосе, но, может, это лишь игра её воображения.
— Так будет правильно, — чуть тише добавляет Люциус скорее самому себе.
Гермиона, рвано дыша, старается не потерять сознание.
Она жадно смотрит, как Драко Малфой каменеет, эмоции покидают его лицо и глаза, губы расслабляются. Он безвольно опускает руки. Его взгляд застывает в пространстве, и он становится похож на марионетку.
А Люциус дёргает за ниточки.
Он отряхивает свою мантию быстрым, нетерпеливым движением, передёргивает плечами, а после говорит холодным, жёстким тоном:
— Нам сказано привести пленных, и мы сделаем это, Драко. Я забираю девчонку, а ты возьми рыжего.
***
Боль, которая мучила Гермиону на протяжении долгих недель, рассеивается.
Ощущение такое, будто она обрела потерянный кусочек себя. Будто наконец обнаружила деталь, которая идеально подходит, чтобы заделать дыру в её сердце.
Гермиона чувствует себя легко. Свободно. Словно спали все оковы в голове.
Она улыбается.
Приложив руку к груди, Гермиона чувствует ускоренное биение сердца, зная, что в этот раз оно вызвано облегчением и радостью, а не страхом, и улыбается.
Она помнит.
Мерлин, она…
— Грейнджер? — окликает её Драко.
Его голос возвращает её в реальность.
Вздрогнув, Гермиона фокусирует зрение. Встревоженный Малфой вглядывается в её лицо; его глаза полны беспокойства и робкой надежды. Они светлые и яркие, какими она никогда не видела их.
Осознание накрывает её, и в груди всё сжимается. Улыбка быстро сходит с лица.
Они всё ещё здесь: в тёмной, грязной камере, в которой Драко просидел весь последний год из-за одного слова.
Империо.
Слово, которое полностью изменило историю Драко.
Гермиона вспоминает заголовок Пророка, после которого она и решилась прийти в Азкабан. «История искупления и раскаяния, обернувшаяся ложью». Но на деле ложью оказалось всё остальное: обвинения, домыслы, жалобы, опасения, а Драко Малфой пытался следовать по пути добра.
И всё равно оказался здесь.
Быстро окинув камеру взглядом, Гермиона рассеянно говорит:
— Люциус тогда говорил про выбор. Но тебе он его не оставил.
Драко опускает голову.
Отсутствие
Чужие воззрения и поступки определяли его жизнь; он гордился своей родословной, но она же сделала его заложником. Он потерял свои права, контроль, волю и даже свободомыслие.
И заплатил сполна.
Непростительные заклинания требуют невосполнимой цены за их использование. Вот какой была цена трёх непростительных в случае Драко — её память, его свобода, жизнь Рона.
— Почему он сделал это?
Гермиона считает удары сердца, ожидая его ответ. Наконец Драко тяжело сглатывает и, прочистив горло, говорит:
— Не знаю наверняка, но я много размышлял об этом. Думаю, это был его способ защитить меня.
Гермиона поражённо смотрит на него.
— Защитить?
Он пожимает плечами; напряжение прослеживается и в этом жесте, и в его позе, и во взгляде.
— Мне кажется, что даже после уничтожения портрета он не мог поверить в проигрыш Волдеморта. Он слишком многое поставил на кон — и если бы он начал сомневаться, то потерял бы всё.
— Но он и так потерял всё, — тихо возражает Гермиона.
— Я говорил тебе когда-то, Грейнджер, — он подбирает слова, — отец обрёл веру и следовал ей до конца. И я предполагаю, что он искренне думал, что спасает меня.
Голос Драко вдруг звучит несколько обозлённо; Гермиона на миг хмурится, но быстро осознаёт, чем обусловлена перемена в его настроении.
Люциус Малфой погиб в той битве, и последнее, что получит Драко от своего отца, — заклинание, пущенное прямо в лицо.
Контроль.
И фразу — ту самую, что Гермиона хорошо запомнила.
«Он всё ещё мой сын».
Драко не может оправдывать Люциуса, не может защищать его поступки и слова. Его отношение к отцу полно противоречий, но всё же он может надеяться и верить, что их родственная связь до последнего была сильна.
Гермиона раз и навсегда понимает: она никогда не сможет лишить Драко этого.
Один раз он уже встал между ними и выбрал её вместо отца, но она не имеет права ждать от него большего.
— Он не стал раскрывать тебя перед Лордом и создал видимость, что ты поддерживаешь всё происходящее, — участливо произносит Гермиона.
Он кивает.
— Он ошибся, но он…
— Пытался.
Они встречаются взглядами; пламя в глазах Драко отчасти затухает. Он вздыхает тихо, но глубоко, и плечи наконец расслабляются.
— И я пытался, Грейнджер. Я пытался бороться… Я понимал, что не должен этого делать, я знал, что обязан сопротивляться, я… — он срывается на полуслове; горечь в его голосе ошпаривает. — Я старался.
— Я знаю.
Гермиона помнит, как он делал попытку отступить и опустить палочку, и теперь она понимает, что означали его взгляды: на Люциуса, на неё, в пустоту…