Цена слова
Шрифт:
— Птицы, что сгорают дотла и возрождаются из пепла.
— А мой… папа говорил, что мы из стали. Все. Весь народ.
— Он не лгал. Просто сталь плавиться при сильных температурах, а огню всё равно где гореть, лишь бы были условия и ресурсы. Можешь считать, что ты стала сильнее.
— Дядя…
— Оксана, прошу тебя не называй меня при людях дядей. По легенде я — твой отец.
— Папа… война для нас закончилась, мне надо помолиться. Коран велит. Солнце в зените.
Как-то быстро принял, что назвали «папой». Не осталось внутренних барьеров,
— Молись в душе, когда желаешь, но не ритуально при проводниках и водителе. Для них мы туристы. И не говори на английском, или арабском. Они не должны нас понимать. Будет слишком много вопросов. На английском будешь говорить в аэропорту. Я в нём не такой профи, как ты. Хорошо?
— Хорошо, отец, Аллах простит. И… ты для меня сейчас ближе, чем Аллах.
Слова кольнули сердце. Слова не ребёнка, но взрослой женщины.
Насколько состарилась её душа?
— Творец един, как не назови. Он есть вне зависимости от молитв и ритуалов. По его воле мы встретились и выжили. А как прожить жизнь дальше, будет зависеть только от нас. — Я обнял не привыкшую к западной одежде Оксану и уложил головой на колени. — А теперь поспи. Дорога не близкая. Силы понадобятся.
— Хорошо, папа.
В сердце снова кольнуло. И проводник на переднем сиденье как-то странно улыбнулся в зеркальце заднего вида.
Впервые за шесть лет стало страшно. Не за себя, а за то, что снова кто-то отберёт то, что становится родным.
Глава 7 — Мой дом — моя крепость -
Автоматические двери банка захлопнулись, выпуская из мира охлаждённого воздуха кондиционеров в царство солнца. Фонтан у торца здания радовал глаз, пуская в небо водную лазурь.
Вода в океане песка — дорогое удовольствие, но столица Саудовской Аравии была городом не из бедных. Арабы могли себе позволить всё, что угодно. Нефть, банковские операции и инвестиции по всему миру держали благословенную землю на плаву. Псевдо-демократия сюда ещё не дотянулась. Страна процветала.
Сумка приятно тяжелила плечи. Карманные деньги не помешают. Оксана смотрела на окружающий мир с округлыми глазами, любуясь видом, архитектурой, людьми. Всё в новинку. Из своего с детства пылающего города никогда не выезжала.
Я едва удержал её от мечети. Рвалась на моления. Нельзя. По виду и для окружающего мира мы всего лишь пара англо-язычных туристов. Отец и дочь, приехавшие смотреть красоты Ближнего Востока, хотя насмотрелись на них чрез край.
Туристы почти никогда не молятся, только на смертном одре или в камеру телевидения. Конечно, она может приклонить лоб и колени на коврике для молитв, она знает ритуал и вполне может прикинуться мусульманкой, но тогда придётся и мне, я ж отец, а я в этих ритуалах не силён, хоть и провёл почти два года на Ближневосточной земле.
В то время, когда они молились, я действовал, используя этот козырь. Думаю, Аллах простит своего ребёнка. С Оксаны спроса нет — ещё дитя, как бы рано не пришлось взрослеть. Пусть всё останется по легенде — мы туристы, приехавшие тратить зелёные деньги.
— Папа, я…
— Оксана, говори теперь только на английском и в полголоса. За нами могут следить, и я не хочу попасться на крючок.
— Они плохие?
— Они шпионы, наполнившие каждую страну, везде оставив глаза и уши. Они части огромного тела, что собирается пожрать весь мир. Если меня хотят съесть, то да, они плохие. Но не бойся, если не будем привлекать внимание, нас не заметят.
— Аллах спасёт нас, папа.
— Будем надеяться.
Шагая от банка вдоль по многолюдной улице в утрешние часы, когда солнце только начинает подогревать сковородку пустынных земель, мы забрели в тихий, уютный, престижный ресторанчик. Предстояло подумать о будущем, а мыслить на голодный желудок по законам военного времени я разучился.
Надо ценить мелкие радости жизни…
Оксана уплетала салаты, фрукты, соки, десерты. Я дал ей карт-бланш. Пусть заказывает всё, что захочет, даже если откусит от каждого блюда всего лишь по маленькому кусочку. Это меньшее, что я могу для неё сделать. Ребёнок в жизни столько перенёс, что буду позволять любые шалости, как только выберемся.
Сам же расправлялся с жаренной бараниной в соусе и смотрел на огромную, стеклянную карту мира, что украшала одну из стен, составленная из разноцветных стекляшек и полудрагоценных камней. Взгляд блуждал по Европе. Где-то там предстоит провести лет пять жизни, прежде чем смогу вернуться на родину. Не так уж и много времени прошло. Ещё не всё улеглось.
— Оксана, где бы ты хотела жить в Европе? Ты знаешь про какие-нибудь страны?
Девочка оторвалась от молочного коктейля и, не стирая белых усов, серьёзно ответила:
— В Греции.
— В Греции? Почему?
— Папа говорил, что его папа говорил, что в Греции всё есть.
— Так раньше в СССР все говорили. Теперь всё везде есть, были бы деньги. Деньги есть — выбирай. А в Греции сейчас, не очень. Мир меняется.
— Тогда Швеция. Я видела по телевизору. Там снег есть.
— Ты хочешь увидеть снег? Обещаю, мы съездим в Альпы, я научу тебя кататься на лыжах. Заодно и сам научусь. Но девочка моя, ты привыкла жить в тепле, а Швеция не такая уж и тёплая страна. Маловато солнца. Может, какую-нибудь другую страну?
— Ну, тогда не знаю, — безразлично пожала плечами Оксана и потянулась за пирожным.
Я налил себе дорогого вина. В сортах не разбираюсь, не кислое, да и ладно. Если сомелье кривит лицо, всякий раз, когда я неправильно наслаждаюсь вкусом изысканности, выпивая залпом фужер, то вино неплохое.
Снова впился в карту, подыскивая варианты. Итак, суд судом, но от приёмного отца — Дениса Львовича, остались зарубежные апартаменты во Франции, Турции, Испании. Запросить бумаги долго и муторно, я ж беглец, ещё и с другой фамилией, а вот выкупить исконные владения предков, это уже другое.