Цена желания
Шрифт:
Тимур не ожидал проявления такой сентиментальности с ее стороны. Для него самого было в диковинку делать такие подарки, вести размеренные беседы. В свои двадцать он давно перестал относиться к жизни с восторженностью, которой была переполнена Марина. Он позволял себе вольности, рассказывать о которых не стал бы никому.
Его жизненный опыт был полон не только радужного и светлого. Он рано потерял отца, вечно больная мать смотрела на него, как на обузу, ожидая тех времен, когда он будет содержать ее. Она ни разу больше не пыталась устроить свою личную жизнь и все свободное после работы в проектном институте время проводила за швейной машинкой. Тимур засыпал и просыпался под ее размеренное жужжание. Но вместо благодарности за труд он испытывал отвращение к деньгам,
Но реально все складывалось более прозаично: глобально ничего не менялось. Он поступил в медучилище без особого желания работать в этой области. Просто не хотелось идти в ПТУ, а мама очень обрадовалась, когда он намекнул о своем желании учиться именно здесь. Она уже видела его в белом халате, ведущим прием благодарных больных. Она забывала о том, что для этого нужно было окончить еще и институт, а Тимура не радовала перспектива стать вечным студентом.
Коллектив в училище был на девяносто процентов женский, что позволяло ему – угрюмому, но умеющему расположить к себе – заводить бесконечные интрижки то с одной, то с другой девчонкой. Два его товарища по учебе тоже не отставали. Они словно устраивали негласное соревнование по разбиванию девичьих сердец. Тимур не был в этом лидером. Он вообще злился на себя за то, что горячая южная кровь отца постоянно толкала его на подобные авантюры. Он физически не мог долго обходиться без ласки, внимания, переживая дискомфорт каждый раз, когда период воздержания становился долгим.
В компании друзей его знали как неистощимого, изобретательного в любовных играх. Все его бывшие пассии с неохотой принимали новость о том, что их роман, увы, завершен. Тимур был мастером доставлять женщинам удовольствие. В его постели побывало такое их количество, что оставалось удивляться его умению расположить к себе таких разных и по возрасту, и по темпераменту представительниц слабого пола.
Еще в школе в десятом классе он умудрился закрутить роман с молоденькой преподавательницей физики. Злые языки поговаривали, что он просто взял ее силой в подсобке, куда она после уроков относила пособия для занятий. Было с его стороны это насилием или все прошло по обоюдному согласию – осталось тайной, но всегда найдутся те, кто все видит и слышит – маме пришлось перевести мальчика в другую школу, а о судьбе той учительницы он не пожелал ничего знать.
Довольно средние знания, подтвержденные аттестатом зрелости, и не позволили бы ему в первый же год поступить в институт, поэтому решение продолжить учебу в медучилище показалось ему самым оптимальным. Здесь он считал месяцы, дни до окончания учебы. Развлечения, которые он мог себе позволить, – посиделки в общаге с обязательной бутылкой водки, дискотеки по выходным и легкий, ни к чему не обязывающий секс с однокурсницами и девчонками с параллельных потоков.
Его отношения с Мариной выбивались из общего правила. Во-первых, она ему не понравилась с первых минут, как только перешагнула порог аудитории, где по традиции первым предполагался Ленинский урок. Бесцветная, закомплексованная, худенькая, бедно, но аккуратно одетая девушка ничем не привлекла его внимания. Он еще подумал тогда, глядя на ее бледное лицо с ярко-красными губами, что в белом халате она будет смотреться ужасно, пугая своим нездоровым видом больных. Потом он молча наблюдал за тем, как она отстраненно держалась от всех, стараясь не пропускать занятий, занимала всегда первую парту и внимательно слушала лекции. А на практических занятиях в препараторской не впадала в показные истерики, когда на их глазах разрезали тушки жаб, не падала в обморок при виде крови. При всей своей внешней хрупкости она казалась очень цельной и смелой. Ее не задевали постоянные насмешки и наглые шуточки двух сокурсников Тимура. Они не упускали возможности съязвить чтонибудь в ее адрес, наделяя девушку часто обидными прозвищами.
Однажды Тимур решил положить этому конец и заявил, что набьет физиономию любому, кто еще хоть раз сунется со своей похабщиной к Марине. Товарищи удивились, но, зная его крутой нрав, проверять правдивость сказанного не стали. Еще мама говорила, что характером он в отца, а тот, по немногочисленным воспоминаниям юноши, мог позволить себе поднять руку и на мать, и неожиданно ввязаться в драку только потому, что ему не понравился чей-то взгляд, обращенный на него.
С этого момента Тимур стал присматриваться к Марине. Он даже не решил для себя, зачем это и чего он хочет? Просто сделал так, что его присутствие рядом перестало вселять страх в нее. Он видел, что она не похожа на тех, с кем можно в первый день знакомства оказаться в постели, а потом разбежаться в разные стороны. Он и себя приручал к ней, изо всех сил стараясь сдерживать буйный нрав и нетерпеливость ожидания изменения в отношениях.
Прошло немало времени, прежде чем Тимур дождался от Марины приглашения в гости. До тех пор он не хотел набиваться на традиционную чашку чая и каждый раз, попрощавшись, уходил в темноту зимнего вечера. Сначала это радовало Марину, а потом ей стало казаться подозрительным, что молодой человек не проявляет никакой инициативы. Даже поделившись этим наблюдением с Алисой, она не услышала ничего вразумительного. Подруга считала, что все идет прекрасно, и этот Тимур не такой страшный и коварный, каким показался Марине вначале. Лялька поддерживала в подруге уверенность, что его поведение продиктовано желанием понравиться.
– Нам, женщинам, не угодишь, – смеялась Алиса. – Если сразу лезет в постель – нахал, бабник, а если дарит цветы и не напрашивается в гости – странный тип. Ну, не смешно ли?
Марине не было смешно. Она чувствовала, что ее запланированное приручение прошло на должном уровне. Она уже скучала по Тимуру, если его вдруг не было на занятиях, а после работы приходилось одной возвращаться домой. Она волновалась, не случилось ли с ним чего-нибудь, даже не подозревая, что чаще всего причиной отсутствия юноши была слишком бурно проведенная ночь в общежитии, где он считался частым и желанным гостем.
Через денек Тимур появлялся на занятиях, и у Марины становилось спокойно на душе. Она не позволяла себе думать о том, как он проводит без нее все свое время. Ему и нравилось, и не нравилось то, что она никогда ни о чем его не спрашивала. Это было похоже или на бесконечное доверие или на полное безразличие. Тимур как раз размышлял над тем, как бы это выяснить, когда вдруг получил от нее приглашение согреться чашкой чая. В один из похожих один на другой вечеров Марина выглядела как всегда уставшей и постоянно шмыгала покрасневшим от мороза носом. Во дворе своего дома она собралась с духом и сказала, что, если он не возражает, она бы с удовольствием напоила его горячим чаем.
Тимур согласился, сохраняя равнодушный вид. Он молча, не спеша, поднимался по лестнице, остановившись вместе с Мариной у дверей ее квартиры. От волнения у девушки предательски дрожали руки, и ежедневная, привычная процедура открывания замка превратилась в наказание: ключи то и дело падали, а потом никак не хотели попадать в замочную скважину.
– Дай-ка я тебе помогу, – не выдержал Тимур. Через минуту они уже вошли в квартиру.
Марина включила в коридоре свет, на ощупь, не глядя, найдя выключатель на недавно обклеенной свежими обоями стене. Девушке так хотелось, чтобы Тимур заметил, как чисто и опрятно у нее в доме. Она мечтала о том, что расскажет ему о том, как несколько месяцев по мере сил приводила в порядок квартиру. Как она не чувствовала усталости, ведь делать это приходилось после занятий и работы. Но Тимур молча снял куртку, не заметив вешалки, положил ее на стоящий в шаге от порога стул и принялся расшнуровывать кроссовки.
Марина быстро сняла верхнюю одежду, сапоги и, потирая холодные руки, достала из невысокой, с потрескавшейся полировкой тумбочки тапочки себе и Тимуру. Ему достались мужские тапки сорок второго размера, новые, которые никто не носил. Однажды мать купила их и поставила в коридоре. На удивленный взгляд дочки ответила:
– Пусть будет хоть какая-то иллюзия пребывания в нашем доме мужика. Ты не против? – Ольга была изрядно пьяна и задала вопрос совершенно не для того, чтобы выслушать ответ. Марина тогда пожала плечами и с жалостью посмотрела на мать. Наверняка у той было совсем паршиво на душе.