Цена жизни – смерть
Шрифт:
— О чем это вы, мужики? Мы пиво пить собрались или на производственное совещание? — возмутился Грязнов и, решительно отодвинув бутылки, разлил по стопкам коньяк. — И с каких это пор, герр Турецкий, мой родной племянник на тебя батрачит? Ты что, его на полставки младшего прокурора оформил?
Турецкий слегка разомлел и вдруг понял, что дамы в такую жару были бы внапряг, и даже хорошо, что их нет. И на Дениса он зря обижался.
— Не-а, Слава, я ему такого клиента нашел! Целый вице-премьер, большой человек, а главное — не стеснен в средствах. Кстати, пиво, Денис, тоже включи
— И по две бутылки коньяка в день, — добавил Грязнов. — Вернее, в сутки.
— Коньяк, Слава, придется квалифицированно отрабатывать, — заметил Турецкий.
— А я что, я разве против? Все равно у вас без меня ни хрена не выйдет, а так — лишний стимул к конструктивному сотрудничеству. Чего там стряслось у вашего вице-премьера, жена, что ли, к нефтяному магнату ушла?
— Он у нас сам магнат, — откликнулся Турецкий, — курирует энергетические отрасли, а ушел от него сын.
— С магната можно и по четыре бутылки потребовать, — прикинул Грязнов, — а то и по пять. Будем создавать стратегический запас на зиму. Ладно, быстро излагайте, чего нужно, и на том о работе закончим.
— Ты про этого профессора что-нибудь знаешь? — лениво спросил Турецкий. — Как его там…
— Сахнов, — подсказал Денис.
— А это разве не твое дело? — удивился Грязнов. — Я думал, у вас в Генпрокуратуре только ты один и работаешь…
— А это мы расследуем?
— Ну.
— Значит, еще кто-то работает, — вздохнул Турецкий.
— Сахнов ваш на машине разбился, а потом у него дырку в голове нашли. Я, собственно, особенно не в курсе. Но если нужно, могу поговорить…
Турецкий снова вздохнул:
— Ладно, я сам.
— Дядь Слава, нужно нашего пропавшего Промыслова по сводкам проверить: ДТП, неопознанные трупы или, может, он вообще в розыске числится.
7
С утра Турецкий поехал навестить хиппарей с промысловской квартиры.
Они уже проспались, и все, кроме Заи, способны были воспринимать окружающее вполне адекватно. Промыслова по фотографии опознали трое из пяти парней, но никто из них понятия не имел о его нынешнем местонахождении. Двадцатого июня, когда в последний раз Жека появлялся на своей квартире, они всей компанией были в Крыму, о чем заявили единодушно, и даже взялись расписывать Турецкому прелести пеших походов по южному берегу. С Сарыча на Балаклаву. И обратно. А потом…
Турецкий переписал их координаты, хотя был почти уверен, что пользы от этого мало. Можно, конечно, проверить, действительно ли они были в Крыму или врут, но это уже в крайнем случае. Судя по всему, с Жекой у них мало общего, просто пользовались его квартирой — ничего особенного в этом не было: нерушимое наркоманское братство.
И еще маленький нюанс, который грозил вырасти в огромную проблему. Любители тибетских напевов дружно утверждали, что Жека давно и прочно сидит на героине, что не очень согласуется со словами его папаши, но, возможно, тот не совсем в курсе. Жека мог ему всего и не рассказывать (наркоманы не самый искренний народ), а какова рыночная стоимость дозы колес
По поводу убийства Сахнова нужно держать военный совет с Меркуловым. Для начала выяснить, кто ведет дело, потом получить доступ к материалам следствия, и, по возможности, без объяснения причин собственной заинтересованности. А без помощи Меркулова тут не обойтись никак.
Меркулов разговаривал по телефону. Точнее, слушал с утомленным видом. Должно быть, высокое начальство.
— Давай, что там у тебя, — сказал он, прикрыв трубку ладонью.
— Я хочу ознакомиться с делом об убийстве директора клиники, где лечился наш пропавший.
Турецкий не успел изложить свои соображения, Меркулов кивнул и, продолжая внимать начальству, набрал номер на другом аппарате:
— Алексей Геннадиевич? Сейчас к тебе подойдет Александр Борисович Турецкий, он занимается одним из пациентов Сахнова, введешь его в курс дела.
— Что за Алексей Геннадиевич? — вполголоса поинтересовался Турецкий.
— Азаров. — Меркулов хотел что-то добавить, но по телефону от него, похоже, потребовали отчета. — Все необходимые меры… — Меркулова опять перебили, и он махнул Турецкому рукой, что означало примерно следующее: иди работай и не мешай другим.
С Азаровым Турецкий до сих пор не пересекался. Ему было двадцать восемь или даже двадцать семь лет, тем не менее он уже успел стать «важняком». За какие такие особые заслуги — неизвестно, наверняка чей-то протеже. Никаких слухов и сплетен по этому поводу Турецкий вспомнить так и не смог, сколько ни старался, единственное, что ему удалось восстановить по памяти совершенно отчетливо, — лицо Азарова. Волосы прямые, темные, глаза близко посаженные, лицо вытянутое, нос орлиный, сломанный. И это правильно.
Азаров ждал его в коридоре с толстой папкой под мышкой.
— Александр Борисович? Я Алексей Азаров, добрый день. Давайте пройдем к вам: у меня кондишен барахлит.
Такой поворот Турецкого обрадовал: на своем поле на правах хозяина проще давить авторитетом. Поэтому он молчал, пока не уселся в свое любимое кресло.
— Ну что там у нас есть?
— Сахнов Георгий Емельянович, профессор, директор НИИ нейрофизиологии и нейропатологии, ведущий специалист действующего при НИИ наркодиспансера, действительный член Академии медицинских наук Российской Федерации и прочая, и прочая, и прочая. Погиб в результате дорожно-транспортного происшествия при выезде из Москвы по Дмитровскому шоссе шестнадцатого июня около шести часов утра — на большой скорости не справился с управлением.
— Стоп, стоп, стоп. Я что-то не понимаю. Его все-таки убили или он погиб в результате несчастного случая? Если последнее, тогда при чем здесь Генпрокуратура, с каких это пор мы занимаемся ДТП?!
— Одну минуту, Александр Борисович, я как раз подхожу к сути дела. По данным судмедэкспертизы, Сахнов скончался не от травм, полученных при аварии. К этому моменту он уже был мертв от десяти минут до получаса.
— Замечательно, — пробурчал Турецкий. — От травм при аварии он не скончался. От них он ожил.