Центр роста
Шрифт:
– М-да, - невольно пробормотал О’Шипки.
– Впечатляет.
Он вытащил том наугад, как выяснилось - киплинговского «Кима», раскрыл, прочел: «Может ли Колесо висеть спокойно, если… дитя… или пьяница вертит его? Чела, мир велик и страшен».
– Сядьте, О’Шипки, - пригласил директор.
– Вы что-то сказали?
– Я сказал, что это впечатляет. Но мне казалось, что Центр, предназначенный для Роста, должен идти в ногу с современными технологиями. Зачем такой склад? Громоздко, пыльно, сверху ничего не возьмешь… Почему вы не переводите книги в электронный формат?
– У нас стажируется разная публика, -
– Некоторые прибывают из такой глуши, что и простых-то книг читать не умеют…
– Это не главное, - встрял Холокусов-Цалокупин, услужливо скалясь и радуясь возможности оттянуть уголовное разбирательство.
– Качество информации зависит от носителя. Железо емче, но папирус душевнее…
О’Шипки пожал плечами, поставил Шурр-Ханна на место, прошел к свободному столу и прочно сел, готовый к диалогу. Ядрошников деловито откашлялся. Он уже приоткрыл рот, намереваясь начать очередное занятие, благо забыл на секунду, зачем пришел, но вовремя вспомнил о Трикстере и прикусил язык. Директор на миг растерялся. О’Шипки мгновенно воспользовался паузой. Он развернулся поудобнее, чтобы всех было видно.
– Господа, позвольте мне. Я не вижу смысла в хождении вокруг да около, мы не будем зарываться в песок и делать вид, будто никакой опасности больше не существует, и эта первая смерть одновременно и последняя. Есть другие мнения?
– Нет, - уверенно сказала Мамми.
– Я тоже считаю, что Трикстер был убит. Здесь орудует сумасшедший.
Директор поднял выцветшую бровь:
– Полно вам, милая Мамми. Так мы никуда не придем. Если мы станем опираться на безумие, то плохо наше дело. Здесь нет ни одного человека с нормальной головой. Иначе к чему Центр Роста?
– Это ваше личное мнение, - отмахнулся О’Шипки.
– Кто вы такой, господин директор, чтобы судить о моей голове? С ней все в порядке. Я просто промазал, когда стрелял. И я, между прочим, не думаю, что здешние занятия повысят меткость моей стрельбы. По-моему, они бесполезны, нелепы и даже вредны…
– Давайте вернемся к моему фужеру, - недовольно напомнил Ахилл.
– Шах, Аромат, шах и мат, строй заново. Мне мат, успокойся. Итак, фужер, - Ахилл побарабанил пальцами.
– Кто, черт возьми, может быть недоволен моей персоной?
– Вы наш герой, - огорчилась Анита.
– Не думайте на нас, Ахилл! Если бы вы знали, как мы вас ценим. Я даже сочинила стихи…
– Стоп, - быстро сказал Ядрошников.
– Не надо стихов, Анита, прибережем их для сеанса творческой терапии. Тихо, я вам говорю!
– он повысил голос.
– Позвольте, выскажусь я. Вы слишком торопитесь с выводами, Ахилл, вы чересчур доверчивы - как и всякий героический человек, но мы это поправим, у нас еще масса времени. Трикстер мог цапнуть любой стакан, у него была скверная привычка допивать за окружающих. Он собирал опивки… сидите, мистер, сейчас я до вас доберусь… Сдается мне, что кто-то хочет заставить нас думать, будто покушение было направлено против вас, а не против Трикстера. Однако важен результат: мертв все-таки Трикстер, а вы, хвала провидению, живы. И кто же этот некто? Кто подкидывает нам выгодную версию?
О’Шипки усмехнулся:
– Вы хорошо жонглируете словами, господин директор. И с фактами управляетесь. Я просто хотел помочь, я решил, что мой специфический
– Как вам будет угодно, - поклонился директор.
– Премного благодарен за передачу полномочий. Надеюсь, что я вас не разочарую, и мы быстро докопаемся до правды. Итак, внимание, дамы и джентльмены! Поскольку мы отрезаны от мира, постольку я начинаю отправлять правосудие. Таковы правила - так бывает на кораблях, на космических станциях, во льдах и пустынях, а также, как выясняется, на затерянных подпространственных островах. Капитан - главная фигура во всем и везде. Поэтому я приступаю к дознанию; хочется верить, что оно не скажется на наших сеансах и занятиях, которые я намереваюсь продолжить, начиная с завтрашнего дня. Пока же нам требуется время, чтобы справиться с шоком. Кто считает иначе?
Таких не нашлось, хотя шок проявлялся скупо.
– Отлично. Тогда нам пора уточнить круг подозреваемых. Я сильно сомневаюсь, что мы, в этих стенах и в сложившихся обстоятельствах, сумеем приблизиться к истине и выйти на след. Но это не означает, что мы должны безропотно ждать своей очереди. По праву старшего я все-таки начну с последней версии, которая только что вызвала неудовольствие у одного из наших гостей. Определимся с фактами. Господин Трикстер мертв. Гипотетическую кандидатуру господина Ахилла мы рассмотрим чуть позже. Вернемся к покойнику. Кому это выгодно? Кво… нет, виноват… квод… прозит…
Директор подался вперед и соскользнул со стола. Его глаза выкатились. О’Шипки презрительно фыркнул и скрестил на груди руки.
– Трикстер всем досадил, - спасла положение Мамми. Она расстегнула сумочку, достала помаду и пудреницу.
– Его никто не любил. Даже Анита посматривала на него косо.
Глаза директора, которые так и остались выпученными, поспешно провернулись и встретились с другими, анитиными; те сразу наполнились слезами.
– Мамми, как вы можете, - ошеломленно прошептала Анита.
– Я вас боготворю. Мы спали в одной постели… Вы согревали меня жарким дыханием…
– Простите, милочка, но правда есть правда, - сухо отрезала Мамми.
– Кроме того, я не сказала ничего особенного. Мне ведь тоже не нравился Трикстер.
– Он вечно оскорблял близнецов, - подсказал директор, напуская на себя задумчивый вид.
– Нам не привыкать, - вздохнул Цалокупин, наматывая бахрому на палец Холокусова.
– Мы повидали много горя. Что нам безмозглый Трикстер!
– Принято, - кивнул Ядрошников.
– Действительно - что он вам? Соринка в глазу. Как насчет вас, мистер Шаттен-младший? Не оскорблял ли покойный Трикстер ваших представлений о совершенстве?
Шаттен содрогнулся:
– Можно воды? У меня пересохло во рту. Благодарю вас… Мне нечем ответить, дамы и джентльмены. Вы можете строить какие угодно домыслы. Я могу лишь обратить ваше внимание на тот факт, что меня он донимал меньше прочих… Согласитесь, что я не главный, на кого падают подозрения. Среди нас находится человек, которого он обидел гораздо крепче.
И Шаттен предательски подмигнул, одновременно сделав движение локтем, направленность которого позволяла безошибочно установить подразумеваемое лицо. О’Шипки прищурился: