Центумвир
Шрифт:
– А мне-то как! – погано ухмыльнулся он, неумолимо неся паникующую меня к своему логову.
– Я там ни разу не был.
– Где? – минутка тупости.
– В браке. Составь компанию, вместе не так страшно.
– Нет, Яр, нет! Давай ты первый с кем-нибудь сходишь, потестишь там, все радости и горести познаешь, а потом мне по-братски расскажешь?
– Фу. Залюсила, Трусарди?
– Да!
– Ну и ладно. Я тебя и такую люблю.
Я однозначно не умею брать на понт...
Глава 9
– Так. Стоп. Ты везешь меня знакомиться с мамой? – обалдело спросила я, подавив желание выскочить из машины, когда остановились на светофоре.
Это происходило вечером того же дня когда я проснулась в спальне утопающей в цветах. Проснулась от того, что этот козел с подносом с завтраком, кровать пинал со словами «здарова, Истомина, жрать будешь? Ой, что это у тебя на лапке?».
На лапке было кольцо. Смеялась сквозь слезы. А он, улыбаясь их сцеловывал, нес всякую хуйню, что хотел еще с бигудями, но волосы короткие и у него не получилось, и надо бы прямо сейчас распределить
– Угум, со свекровью. – Невозмутимо отозвался он, выдыхая дым в окно. – Будет тебе кровь пить, говорить, что ты сыночку всю жизнь сломала, часто приезжать и ужасаться, кому же она кровиночку свою отдала. Очень сварливая женщина.
– Ты в нее пошел, да? – Скептично глядя в его бесстрастное лицо.
– И слава богу. – Фыркнул он, глубоко затягиваясь и откидывая голову на подголовник, выдыхая в сторону окна.
Я молчала, понимая, что он взвешивает, задумчиво разглядывая тлеющий конец сигареты. Едва заметная усмешка по его губам и негромкое:
– Никаких обсуждений не требуется, не высказываешь мнения, не задаешь вопросы, не развиваешь тему, просто для справки, поняла? – посмотрел на меня ровно и серьезно.
Сглотнув, кивнула. Тронул машину на разрешающий и еще несколько секунд молчал, потом начал:
– В семьях, где дети растут вдали от родителей, не редок один исход - люди плохо знают друг друга. Мама с отцом начинали вместе, потом дикие времена, отец, что называется, встал на кривую дорожку. Не только потому, что ему было интересно, мотив изначально был один – сохранить бизнес. Дело вела мама, пока отец набирал обороты, но маму из дел не вытеснял, потому что времена такие… неизвестно что дальше будет, это как подстраховка на случай, есть ли не фартанет. Не фартило тогда многим. В целом, все двигалось неплохо и, стремясь не отставать от трендов, батя отправил сына учиться за границу. Сына рос, развивался, свои взгляды на мир приобретал, пока мама на всякий пожарный бизнес держала, а то вдруг отец оступится, ребенок-то должен быть с хорошим образованием и жить подальше от этой грязи. В общем, не часто мы виделись, но отношения у нас были прекрасные. На расстоянии это само собой получается. Отец здесь, сын там, каждый по своему, но вектор один – самореализация. В один момент у меня почти стрельнула одна из идей, я тебе рассказывал, однако… Меня, скорее всего, посадили бы, но сумели вырвать из лап правосудия. В Штаты теперь ехать я не могу. Вообще. Скорее всего, посадят, как только на землю заморскую ступлю. Вернулся домой и пошло-поехало: «я тебя родил, вырастил, я тебе образование дал, а ты так все просрал, за мой счет жрал и жил и такую благодарочку выписал». Где-то с год пилил. Это был первый надлом в наших отношениях. Второй случился тогда, когда он понял, что Ярику нахер не усрался подаренный ему чистенький офис, где все цивильно и по легалу, но с известным потолком. Вот последнее Ярику вообще не нравилось, потому что потолок ограничивал его творческую натуру и Ярик попытался это исправить. Но дело-то было дареное и крестьяне быстро нашептали феодалу, что сынок увлекается и на дареную кобылку надвигается нехорошая тучка криминала. Отец дал Ярику пиздюлей и со словами, что сына непутевый и не понимает хорошего отношения, перекрыл ему кислород. Не только фигурально выражаясь. Второй надлом. – Усмехнулся, затянулся, откидывая голову назад и глядя на дорогу сквозь ресницы. – Сидеть смирно на стульчике и думать о своем неподобающем поведении мне быстро надоело. Но выйти на белый свет я мог только с одним условием – с пустыми карманами, а я не привык к такому, я же с Рублевки, мажор и золотая молодежь. Это отец так думал, что меня это остановит. Что меня остановят деньги, их отсутствие и сложности в… займах. Ну, мол, пошарюсь по углам и с повинной назад приду, нищебродом-то как жить не знаю же. Знаю. Он не знал, что те суммы, которые мне отстегивали на проживание и кутежи в элитных кругах, редко туда шли. Только когда Ярик там какую-нибудь выгоду для себя присматривал, подружиться с кем-нибудь и прочее… А так, порой, не все идеи у Ярика выстреливали и впроголодь некоторое время жить приходилось. Блять, ненавижу бургеры… Пиздец, нахуй, не поверишь, официантом бегал, жрать тоже хотелось же, а не на что, еще и должен всем подряд. Ненавижу быть должным… Я полное идиото был, потом уразумел, что нельзя сразу все вкидывать, если дело поперло, нужно абсолютно все просчитывать. Но, вообще, это было весело. Мама с отцом приезжают, все как полагается, тачила приличная с водителем, избушка в Дакоте, не мной арендованная, конечно, но знать им об этом не надо. Потом уезжают и я тоже. В гетто, там комнату снять себе могу позволить без ущерба. Пока со всеми не рассчитаюсь. И пока не накоплю. И опять не проебусь. Но так выглядит опыт… – Истомин негромко хмыкнул, в глазах поволока ностальгии, – действительно хорошее время было. Вот об этом всем вообще никто не знает. Ну, разве что Старый. И Тима, вроде… Нет, он на середине моего нытья уснул… Да, точно, мы его потом откачивать начали, думали, что коньки отбросил, а его просто вырубило… Сука, хоть бы предупредил, что ли, что спать собрался, а то сидел курил на носу и молча ебнулся в воду, вообще никто ничего не понял. Уснул он, блять… – Яр притормозил у контрольного пункта, при въезде на территорию жилого комплекса и достав из портмоне пропуск, прижал к лобовому. Вышедший было охранник зашел обратно и шлагбаум поднялся. Яр тронул машину, направляясь ко въездув подземный паркинг. – Чего я там тебе втирал?.. А. Вот, собственно, Андрей Махалыч сказал мне, мол, денег нет, можешь даже не держаться и пнул на удачу, когда Ярик встал со стульчика. Дальше Ярик не заморачиваясь с легальностью, ибо денег правда нет, и папа постарался, чтобы не было, сотворил преисподнюю с очень изворотливыми чертями, твердо знающими, кто именно у них батька и даже с вилами
Поднялись в очень нехуевый пентхаус. Когда я увидела его мать, то смело заключила, что прямо видно, что это мама инопришеленца.
Она, разговаривая по телефону, выходила из столовой навстречу, когда Яр в прихожей снимал с меня пальто. Одета в джинсы и элегантную блузу, вроде бы просто, но сочетаемо так, что хочется одобрительно покивать. Темп ее речи достаточно быстрый, не сказать, что стремительный, но и не в среднем темпе. Тембр переливчатый, приятный, заставляющий инстинктивно прислушаться из-за выраженной эмоциональной окраски голоса. Рост чуть выше среднего, фигура очень недурственна, заметно, что спортом не пренебрегает от слова совсем. Шаг ровный. Уверенный. Осанка правильная, красивая, особенно с учетом двигательных стереотипов: как идет и как именно держит телефон – статная женщина…
Удлиненное каре, завитые стайлером волосы, придающие объем и потрясающую текстуру шатушу. Очень ухоженное лицо. Прямо очень. Я бы сказала даже, что не местными ухажерами, а примерно теми же, что и за лицом жены Тима где-нибудь в Германии ухаживали, но здесь все-таки более сдержанное отношение по принципу разумной достаточности, скашивающий возраст лет на пятнадцать, или около того. Около того, потому что мейк наложен грамотно, настолько грамотно, что не сразу поймешь, что он есть.
Черты лица узнаваемые, Яр похож на нее действительно и глаза от нее, только у его матери все же ближе к серому. И взгляд похож, проницательный. Очень.
– ..ну и все, тогда за приемку распишись и смело в отпуск. Ага, чао-какао, – бросила она в трубку, останавливаясь рядом и протягивая мне руку, приятно улыбнулась. Матерь божья, я тоже такие виниры хочу! – Здравствуй, Ален, я Лида. Без теть и отчеств, я не люблю свой возраст. Как я уже поняла, ты тоже это поняла. – Улыбнулась шире и, привстав на цыпочки, обняла Яра, чмокнув его в щеку и оставив тень нюдовой помады, тут же оттерла след ладонью, нажимая чуть сильнее чем нужно, – обалдеть, вспомнил про маму, я уже не надеялась.
– Ты у меня по расписанию в следующем месяца стояла. – Усмехнулся он, взяв меня за руку и шагая вслед за ней в столовую. – Планы поменялись, хорошо, что графики совпали.
– Ты когда-нибудь дождешься и вместо: «здравствуй, сын», услышишь «вы к кому?». – Фыркнула она и хотела накрыть на стол, но мы отказались и согласились на чай.
– Я найду хороших врачей, если у тебя будет настолько все плохо с памятью, не переживай. – Парировал он, отодвигая мне кресло за небольшим круглым столом, и садясь напротив, пока я мысленно лепила лайк дизайнеру и очаровывалась видом из большого панорамного окна. – Как у тебя дела, мам?
– Опять суд через неделю. – Удрученно произнесла она, метая явства на стол. – Задолбали.
Как в той песне прямо: я друг, ты друг, мы кримина-а-альный круг… Я посмотрела на ухмыльнувшегося Яра, глядящего в спину матери и стрельнувшего:
– Тебя наконец-то посадят и я смогу гулять допоздна?
– Сказали, что нет, просто тонну бумаг надо написать, что это конфискат, бюрократия же одна кругом. Я очень просила меня посадить и чтобы тебя не пускали, но мне отказали. Придется опять терпеть друг друга, сынок, – пожала плечом она, разливая чай. Подняла на меня взгляд и улыбнувшись, пояснила. – Оказалось, что я контрабандист. Сыну сигареты везла, и их было больше чем можно и это нужно было задекларировать, а я не знала об этом. Им отдала, сказала, хоть обкуритесь, а они на суд меня вызвали.
– Ты не так сказала. – Возразил Яр, с иронией в голосе и глазах глядя на нее, – повезло, что за оскорбления ментов тебе еще статью не пришили.
– Зарубежное образование, полжизни в Америке и Европе. – Удручено глядя на сына и расставляя перед нами бокалы, покачала головой и пошла за своей кружкой. – А разговаривает как дикарь лесной.
– Ты забыла добавить, что до четырнадцати лет я рос в интеллигентной семье потомков столбовых дворян, профессоров и ученых, разговаривающих исключительно высокохудожественным и публицистическим стилем. – Кивнул Яр, когда она села напротив нас и с печалью на него посмотрела.