Церковь в Империи. Очерки церковной истории эпохи Императора Николая II
Шрифт:
В 1914 г. (с 1 по 10 июля) в Петербурге прошел Первый (и, как оказалось, единственный в предреволюционной России) съезд военного и морского духовенства. По указанию протопресвитера русской армии и флота Г.И. Шавельского на съезд были вызваны от 12 округов империи 41 человек (18 протоиереев и 23 священника), а также по 4 представителя от морского и судового духовенства. В повестке дня съезда значилось несколько вопросов, разрабатывавшихся в 8-ми секциях (в первой – вопрос об инструкции военному священнику; во второй занимались богослужебными вопросами; третья называлась «учительной»; четвертая – библиотечной; пятая – миссионерской; шестая – правовой; седьмая – благотворительной; восьмая – «по свечному делу»). В дальнейшем к 8-ми секциям были добавлены еще 4: морская, по борьбе с алкоголизмом, по религиозно-нравственному воспитанию заключенных и о суде чести. Съезд помог военному духовенству хорошо подготовиться к несению пастырских обязанностей накануне одной из наиболее кровопролитных войн, которую когда-либо вела императорская Россия (к 1917 г. в рядах армии несло
С первых же дней войны Православная Церковь приняла самое активное участие в деле организации помощи армии и флоту. Уже 20 июля 1914 г. (по старому стилю) определением за № 6502 Святейший Синод призвал монастыри, церкви и паству делать пожертвования на раненых и на помощь лицам, призванным на войну. Монастыри и другие подведомственные Православной Церкви учреждения призывались подготовить все возможные места под госпитали, а также подыскать способных к уходу за ранеными лиц. Во всех храмах были установлены кружки для пожертвований в пользу Красного Креста и т. п. В тот же день было принято и другое определение (№ 6503) – «об организации во всех православных приходах помощи семьям лиц, находящихся в войсках». В связи с началом боевых действий члены Святейшего Синода приняли также некоторые решения, касавшиеся их личного посильного участия в помощи воевавшей Родине: определением за № 6712 от 29 июля 1914 г. «все получаемое по должности членов или присутствующих в Святейшем Синоде жалованье» было решено жертвовать на основанный в Петрограде лазарет. По представлению ректора столичной Духовной Академии ей. Анастасия (Александрова; 1861–1918) 18 августа 1914 г. Святейший
Синод учредил «Комитет русских духовно-учебных заведений по оказанию помощи больным и раненым воинам действующей российской армии», открывший 17 сентября 1914 г. этапный лазарет в г. Минске. В дальнейшем Комитет развернул еще один подвижной лазарет на Кавказском фронте. Переданные в ведение Главного управления Красного Креста, оба эти лазарета обеспечивались духовно-учебными заведениями ежемесячным содержанием.
Февральская революция 1917 г. стала социальным детонатором антирелигиозных настроений среди недовольных своей жизнью людей. В их представлении Церковь и царство были едины, и десакрализация представлений о царстве естественно сказывалась и на отношении к Церкви. Мировая война расшатала нравственные устои многомиллионной русской армии, костяк которой составляло крестьянство. «Огрубление нравов» и потеря чувства законности (в том числе и «поколебание» понятия о собственности) создавали, по словам современника, «благоприятную почву для разжигания в массах низменных страстей». Все это напрямую касалось Церкви, которая не представляла себя существующей автономно от власти. Власть, в том числе и прежде всего церковная, базировалась на прочном фундаменте традиции. Разрушение «формы» поэтому не могло не сказаться на восприятии содержания. К тому же понять складывавшуюся ситуацию было психологически непросто. В первые дни революции даже Святейший Синод оказался в самом хвосте событий, плохо понимая происходившее. По рассказу товарища последнего обер-прокурора Н.Д. Жевахова, на заседании 26 февраля 1917 г. присутствовали не все иерархи, не было обер-прокурора. Осознавая опасность развивавшегося движения, князь предложил первоприсутствующему члену митрополиту Киевскому Владимиру (Богоявленскому) выпустить воззвание к населению, которое было бы не только зачитано в храмах, но и расклеено на улицах. По мысли Жевахова, воззвание могло явиться грозным предупреждением восставшим со стороны Церкви, влекущим, в случае ослушания, церковную кару. Но его предложение так и осталось всего лишь предложением – члены Святейшего Синода никакого постановления не приняли. Заседание 26 февраля оказалось последним в самодержавной России. Через несколько дней император отрекся от престола и Церковь навсегда лишилась своего Верховного Ктитора. К такому развороту событий она была явно не готова. «Всеобщего ликования» по случаю «свержения самодержавия» большинство архиереев не понимало. «На душе моей лежала тяжесть, – вспоминал впоследствии митрополит Евлогий (Георгиевский; 1868–1948). – Вероятно, многие испытывали то же, что и я».
Временное правительство, как известно, не ликвидировало обер-прокуратуру, оставив светский надзор новой, «демократической» власти над Православной Церковью. Новая власть, вместе со всеми другими властными полномочиями монарха, присвоила себе и право утверждения решений Святейшего Синода. Это не было «анахронизмом» или «случайностью». Временное правительство вовсе не желало полной свободы совести западноевропейского образца, хотя 14 июля 1917 г. и приняло постановление «О свободе совести», узаконившее вневероисповедное состояние. Постановление скорее фиксировало уже происшедшее, чем пыталось разрушить старую церковно-государственную связь. Разумеется, не были забыты и общие принципы свободы совести: униаты и сектанты, например, благодаря постановлению получали право действовать легально. Вскоре после этого было организовано Министерство исповеданий, а должность обер-прокурора Святейшего Правительствующего Синода – уничтожена. Первым и, как оказалось, последним руководителем этого Министерства с 5 августа 1917 г. стал А.В. Карташев (1875–1960).
И тем не менее, власти больше устраивало не «отделение», а «отдаление» Церкви от государства, то есть формирование системы взаимной независимости соборной Церкви и правового государства при их моральном и культурном сотрудничестве. Так как ни правовое государство, ни соборная Церковь в тот период времени еще не появились, то вполне логичным было сохранение в церковно-государственных отношениях определенного status quo, имевшего место и до февральских событий 1917 г. Парадоксально, но Временное правительство тем самым как бы взяло на себя обязанности «коллективного» ктитора Православной Церкви. Обер-прокурор, действовавший от имени демократической власти, как ранее его предшественники – от царского имени, охранял церковное благочестие, понимаемое, впрочем, совсем не так, как это было до Февраля. Стремление восстановить соборное начало воспринималось власть предержащими как необходимость любыми средствами (включая и очевидно неканонические) «очистить» Церковь от «реакционеров», не считаясь с явными нарушениями норм церковного права. Требования с мест (в том числе и от всякого рода исполнительных комитетов) были для этого прекрасным поводом.
Восстанавливать канонический строй в условиях революции было для Церкви делом очевидно непростым, ведь это восстановление шло на фоне демократизации общественной и политической жизни, сопровождавшейся ростом воинствующего антиклерикализма. Однако именно о каноничности избрания архиереев заговорили сразу же после падения старого строя. Благодаря выборам на столичную Петроградскую кафедру был избран будущий священномученик епископ Гдовский Вениамин (Василий Павлович Казанский; 1873–1922), 25 мая возведенный Святейшим Синодом в сан архиепископа. В Москве избрали архиепископа Тихона (Беллавина; 1865–1925), будущего Святейшего Патриарха.
«Выборное начало» уже вскоре после революции стало укрепляться и в самой, казалось бы, консервативной церковной среде – в среде монашеской. Весной и летом 1917 г. в стране активно шел процесс переизбрания и избрания насельниками и насельницами православных монастырей своих настоятелей. «Церковные ведомости» практически в каждом номере сообщали о происшедших переменах, утверждаемых решениями Святейшего Синода. Летом 1917 г. в Сергиевом Посаде было собрано два монашеских съезда: с 7 по 14 июля – ученого монашества, а с 16 по 23 июля – представителей мужских обителей. Таким образом, в среде иноков стали постепенно возрождаться традиции самоуправления, имевшего свой канонический «предел» в лице высшей церковной власти, то есть Святейшего Синода.
Новый состав Синода был организован «революционным обер-прокурором» В.Н. Львовым (1872–1934) уже 14 апреля 1917 г. [4] Именно тогда Временное правительство, как некогда Император, издало указ об освобождении всех прежних членов Синода, за исключением архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского), и о вызове новых членов. Этот состав Синода 29 апреля 1917 г. в своем послании и заявил, что его главная задача – «приложить все усилия к скорейшему по возможности созыву Всероссийского Поместного Собора». Тогда же определением Святейшего Синода было указано созвать Предсоборный Совет. 12 мая 1917 г. приняли решение образовать в Совете 10 отделов: о производстве выборов на Всероссийский Поместный церковный Собор, его организации и о составлении наказа для него (1); о преобразовании высшего центрального управления (постоянный Собор и Синод), об образовании церковных округов и об устройстве церковного управления в Грузии и Финляндии (2); о епархиальном управлении (3); о церковном суде (4); о благоустроении прихода (5); по делам веры и богослужения, о единоверии и старообрядчестве (6); о церковном хозяйстве (7); о правовом положении Православной Российской Церкви в государстве (8); о монастырях и монашестве (9); о духовно-учебных заведениях (10).
4
В.Н. Львов состоял обер-прокурором Св. Синода со 2 марта по 21 июля 1917 г.
Тогда же поименно определили и участников Предсоборного Совета. Кроме членов Святейшего Синода, обер-прокурора (В.Н. Львова) и его товарища (А.В. Карташева), членами Совета были избраны (в порядке полученных ими выборных голосов): архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий; 1862–1936; 83 голоса «за»), архиепископ Литовский Тихон (Беллавин; 58 голосов «за»), архиепископ Тамбовский Кирилл (Смирнов; 1863–1937; 46 голосов «за»), митрополит Киевский Владимир (Богоявленский; 45 голосов «за»), архиепископ Волынский Евлогий (Георгиевский; 29 голосов «за»), епископ Минский Георгий (Ярошевский; 1872–1923; 27 голосов «за»), епископ Пермский Андроник (Никольский; 1870–1918; 27 голосов «за»).
Среди лиц, особо приглашенных Святейшим Синодом, были крупные богословы и церковные историки, профессора духовных академий, а также преподаватели Петроградского и Варшавского университетов: С.Н. Булгаков, П.В. Верховской, И.М. Громогласов, Н.А. Заозерский, М.Н. Скабалланович, И.И. Соколов, Б.А. Тураев и другие. Среди приглашенных были также известные своей активностью церковные публицисты М.А. Новоселов и А.А. Пайков. К работе призывались и служащие центральных учреждений Синода: председатель Училищного совета протоиерей П.И. Соколов, председатель Учебного комитета протоиерей К.М. Аггеев, директор Канцелярии обер-прокурора В.Н. Яцкевич, директор Хозяйственного управления А.А. Осецкий и другие. Уже одно перечисление фамилий дает представление о том, сколь серьезные и компетентные люди собирались Святейшим Синодом для подготовки Собора. Открытие Совета состоялось 12 июня 1917 г. Уже через три дня его члены пришли к заключению о необходимости созыва Поместного Собора 15 августа 1917 г. в Москве, в Большом Успенском соборе.