Чагудай
Шрифт:
Пацаны вокруг непонимающе молчали. А Юрка, пнув меня неуверенно, заключил:
— Не знаешь.
Тут не выдержал мой друг Серега:
— Ты че, Колян?
Я отмахнулся:
— Ни че… Через плечо…
Из школы шел побитой дворняжкой. И мелюзга тыкала в меня пальцем:
— Колька Парфенов сегодня получил.
— Врешь.
— Сам видел. Юрка Сурепов ему накостылял…
В другое время только зыркнул бы в их сторону, и они разлетелись бы как воробьи. А тут, того и гляди, в спину камнем запустят:
— Кольку Парфенова побили…
Зайдя домой, я бросил портфель, упал на кровать и уткнулся лицом в подушку. Заревел.
Потом просто лежал. Смотрел в потолок.
Пришел Сема, работавший с родителями в разные смены:
— Ты чего валяешься? Заболел?
— Не, — подала голос сестренка, — его Юрка Сурепов побил.
Брат так и сел рядом на кровать:
— Да ты чего, Колян? Я тебя как учил? Мне, что ли, за тебя заступиться?
Когда доставалось от старших пацанов, я всегда мог честно позвать его. Брат приходил в своем танкистском комбинезоне. С тяжелым ремнем на поясе. И помогал кулаками. А когда их не хватало, то снимал с пояса ремень. Отвешивал налево и направо, по головам и по спинам, не разбирая.
Но чтобы брат решал проблемы со сверстниками — это противно. Это значит, что не можешь сам. И все пацаны потом будут перешептываться:
— Колька Парфенов — ссыкун, за брата прячется…
— Нет, — буркнул я Семе, — сам разберусь…
Брат встал:
— Ладно, разбирайся…
А и отцу, наверное, уже на заводе скоро расскажут, что его сына побили в школе:
— Слышь, Петрович. Твоему-то сегодня накостыляли…
Отец ответит:
— Быть не может…
А вокруг засмеются:
— Точно-точно. Да сам спроси своего…
Отец никому в жизни спуску не давал. И Сема тоже. И я до сегодняшнего дня был как все Парфеновы. Умел держать удар. И умел бить.
Я не хотел драться. Но знал, что если поддамся еще хотя бы в одной драке, то никто меня больше уважать не будет. Ни во дворе, ни в школе, ни дома. Отец с братом сначала будут продолжать воспитывать, а потом махнут рукой — в семье не без урода.
Но я не был ни слаб, ни труслив. И хотел ходить по поселку, в школу, как все нормальные пацаны, не опуская глаз.
Я не хотел драться. Но я был должен.
Не дожидаясь возвращения с работы отца и матери, двинул на улицу. Зашел к Сереге:
— Собирай пацанов. Я иду Юрку бить.
Серега мигом облетел соседей. Слух о том, что я иду бить Юрку, разнесся столь же быстро, как и тот, что меня побили. За домом собралась целая толпа пацанов и девчонок.
Серега вызвал Юрку. Тот вышел за дом с куском хлеба в руке. Непонимающе оглядел всех, посмотрел на меня:
— Чего тебе еще?
Ни слова не говоря, я дал ему в нос. Потом под дых. Юрка уронил хлеб на землю, безмолвно открыв рот, присел, а я дал ему коленом в ухо.
Он упал. Ботинком в бок:
— На, на, получи. На еще, еще…
Юрка корчился от боли. А я в исступлении все пинал и пинал его. И вдруг отлетел в сторону. Услышал:
— Хватит.
Это взявшийся откуда-то брат отшвырнул
— Забьешь пацана до смерти. Пошли домой.
Вечером, когда все заснули, я снова ревел в подушку. За себя и за Юрку. Я ненавидел Чагудай…
Авторитет мой был восстановлен. Но радости от этого я не испытывал. Все думал и никак не мог понять: «Зачем надо драться, если все можно решить на словах? Ведь нужно только выслушать друг друга, потом просто подумать и договориться…»
Но особо углубляться в размышления мне не стоило. История с Юркой была хорошим уроком. А тут еще в классе начались новые игры. Раньше мы, как и у себя на «болоте», играли в школьном дворе в футбол, в «чижик-пыжика». Но вот Поташ с Д ы рой объявили:
— Будем играть в «паханов» и «шестерок».
Поташ зазывал:
— Я — «пахан». Кто будет моей «шестеркой», того никто не тронет ни в школе, ни дома.
Д ы ра вербовал кулаками:
— Теперь ты — моя «шестерка». Или каждый день бить буду…
Самые слабые в классе и с «вербовки», и с «болота» стали «шестерить». Две группы возили своих «паханов» на руках до школьных дверей. А еще «шестерки» дрались друг с другом под вскрики Поташа и Д ы ры:
— Гаси его!
— По почкам, по почкам ему…
«Шестерки» пыхтели, ревели, но терпели. Терпели. Терпели…
Ни мне, ни моим дворовым друзьям эта игра не нравилась. Но мы не вмешивались. Связываться ни с Поташом, ни с Д ы рой не хотелось. Тем более, что некоторые пацаны шли в «шестерки» добровольно, чтобы иметь защиту.
— Их дело…
Д ы ра уступал Поташу в силе и в количестве «шестерок». Ему нужны были новые. И он посматривал в сторону «свободных». В мою, в Серегину, в Лешкину…
Каждый из нас был готов к новой драке, но мы понимали, что теперь эта будет какая-то другая «разборка». Д ы ра может навалиться не один на один, а вместе со своими «шестерками». А еще у него появился нож. И то, что Д ы ра может им воспользоваться, никто не сомневался. Поташ давно мог бы силой забрать себе всех Д ы риных шестерок, но после того, как тот в одной из драк ткнул его ножом в ногу, старался зазря не задирать второго «пахана».
Поташа тогда перевязали в школьном медпункте. Д ы ру вызывал к себе директор. Они о чем-то в кабинете поговорили. И все. Только этим дело и кончилось.
В тот раз. Что будет дальше? Браться за нож не хотелось. Так же, как и стать «шестеркой» Д ы ры.
За нас все решил случай. Ночью кто-то разбил окно центрального магазина, утащил несколько блоков сигарет, вино и еще что-то. Утром у школы всех встречала милиция и мужик-свидетель.
Хмурый сержант хватал пацанов за воротники: