Чагудай
Шрифт:
Под утро зашел к себе. Достал из-под кровати давно заготовленный чемоданчик с вещами, рулон чертежей «Как перестроить Чагудай». Поцеловал в горячий лоб спящую сестру. Обнял мать:
— Мам, я поехал…
— Езжай, сынок.
Она дала мне в дорогу сверток с брусничными пирожками. Сунула в карман денег:
— На первое время тебе хватит… А потом напишешь, я еще скоплю, вышлю…
Не удержалась — вышла проводить меня.
Мы стояли на остановке. Ждали утреннего автобуса. Сердце мое колотилось.
— А куда это ты собрался?
Или первый автобус возьмет сломается и придется ждать следующего — обеденного. А тогда точно встречи с отцом не избежать. И со всякими знакомыми, родственниками, друзьями. Нужно будет объяснять куда-зачем…
Наконец подъехал автобус, открыл двери.
— До свидания, мама.
— С богом, сынок.
Тронулись. Поворот. Еще. И еще. Я смотрел на мелькавшие за окном березы и молил про себя шофера: «Быстрее! Быстрей!» И боялся обернуться. Боялся взглянуть в глаза Чагудаю.
Кольцовка. Перон-вагон:
— В Шольский?
— В Шольский.
Березы. Сосны. Поля. Кустарник. Снова сосны, сосны, сосны.
— Синяя горка.
И еще. И еще. И еще…
— Шольский.
Я вышел из здания вокзала. Большая улица. А мне куда? Заозирался.
— Вам помочь?
Оборачиваюсь — милиционер. Улыбается:
— Вам помочь?
— Где здесь строительный институт?
— Строительный? Не знаю. Но подождите…
Милиционер остановил несколько прохожих, мне объяснили:
— Вон там сядете в тридцать второй троллейбус. Ваша остановка так и называется «Строительный институт»…
— Спасибо.
— Удачного дня…
Подача документов. Экзамены. Собеседование:
— «Как перестроить Чагудай»… Это ваша самостоятельная работа?
— Самостоятельная.
— Что ж, учитесь…
Что ж, учитесь! Что ж, учитесь!..
Двое моих соседей по комнате в общежитии тоже поступили. Они оба были из пригорода Шольского и тут же умчались домой поделиться новостью с родными. А я, я купил бутылку водки. И выпил ее. Компанией мне были соленые кильки, которыми я закусывал, да комар, который хотел закусить мною. Я убил его. И заснул, упав на кровать.
Мне снилась мама и сестра, Пойгу, Серега, берег Чагудая. Я наклоняюсь к чистой воде попить, но она отступает куда-то вниз. Я тянусь и срываюсь. Лечу. Лечу. И все кружится. Кружится. Кружится…
Утром вернувшиеся соседи с подозрением всматривались в мою помятую рожу, принюхивались:
— Ничего не случилось?
Я жадно пил воду из чайника:
— Ничего.
Башка трещала, но соображала. Все — выпил, и хватит. Здесь, как и в школе, мне нужно очень хорошо учиться. Очень хорошо. Чтобы после окончания института меня взяли на работу в Шольском. Чтобы не возвращаться в Чагудай.
И я учился. А еще подрабатывал. Просить денег у отца не мог. По его понятиям в таком-то возрасте это я уже должен был нести деньги в дом. И еще, как мне писала Варенька, он бесился, что сын его сбежал. Уехал без разрешения.
Не просил я и у матери. Не было у нее лишних денег. Но она все равно присылала мне понемногу.
Иногда что-нибудь подкидывал Семен. Присылал перевод — просто деньги без каких-либо слов. Я был ему благодарен.
Работу себе нашел на стройке. Недалеко от общежития. И деньги, и полезно это будущему инженеру самому раствор помесить, кирпич научиться класть.
Бригада оказалась дружной, работящей. В первый день я думал, что над новичком начнут подшучивать. Так же, как на заводе в Чагудае. Сапоги прибьют к полу в подсобке. Или срежут пуговицы на ширинке сменных рабочих штанов. А после работы пошлют в магазин за водкой — отметить событие.
Я был готов ко всему неожиданному. И денег на водку заложил в карман. Но бородатый бригадир просто показал мне что-где находится на стройке. Познакомил со сменными напарниками:
— Игорь… Виктор Павлович…
И все:
— Давай за работу.
За водкой вечером не послали.
Что ж, не послали и не послали. Я сильно никого ни о чем не расспрашивал. Просто присматривался. И работал себе, работал. Молча. На совесть. Бригада, вроде бы, приняла меня.
И в общежитии, и в институте я тоже не лез ни к кому в приятели. Если же предлагали помощь — отказывался:
— Сам справлюсь.
Не верил я как-то этим вежливым шольцам — «спасибо-пожалуйста». Вон как на меня смотрят, шепчутся:
— Дикий какой-то.
Они ходили в театры. В музеи. На концерты. Что-то хвалили. Что-то ругали. И я был не против посмотреть или послушать. Но не мог выбрать, куда пойти. Не разбирался ведь в музыке-картинах. В бетоне уже — да, в арматуре-опалубке. Но в искусстве — нет.
А вообще у меня других забот хватало. Учеба и работа. Работа и учеба. Не очень по концертам расходишься.
И все-таки меня, конечно, тянуло к сокурсникам и сокурсницам. Нельзя же все время общаться с книжками и кирпичами. Вечеринки в общежитии проходили часто.
Меня приглашали редко. «Дикий какой-то». И еще реже я был свободен для гуляний из-за учебы или работы. И все же раз сошлось. Меня позвали на празднование Нового года. В соседнюю по общежитию комнату. Время у меня было свободное, а мои соседи по комнате сбежали домой. Не одному же Новый год встречать.
Вместе с другими ребятами я ходил по магазинам. Закупали продукты, выпивку. Потом стаскивали мебель из других комнат. И из моей все стулья и столы вынесли. Не из-за них ли меня пригласили? Неважно.