Чандрагупта
Шрифт:
ничьего внимания, чтобы в тайне вершить то дело, ради которого пришел сюда, то мало пользы размышлять, от
кого можно принять помощь, а от кого нельзя. “А кроме того, — сказал он себе, — этот человек не предлагает
мне приют в своем монастыре, а отведет меня в храм Шивы. Так что же мешает мне пойти с ним?” С такими
мыслями Чанакья отправился следом за монахом.
Храм Кайласанатха был величествен и прекрасен. Вокруг него раскинулся огромный красивый сад. В
разных
поверхностью дивные пруды, питаемые водой по водоотводам из небольшой реки под названном Хираньявати,
которая протекала в окрестностях Паталипутры. На искусственных лужайках в саду росла священная трава
дарбха. Одним словом, здесь было где прилежным и праведным брахманам совершать свои каждодневные
священные обряды. Чанакье понравилось здесь с первого взгляда. У входа в храм Чанакья попрощался с
монахом, но едва он успел осмотреться на новом месте и управиться с обрядами, как к нему явился посланец с
предложением от монаха прислать овощей и плодов для полуденной трапезы. Чанакья снова заколебался,
принять ли ему и это благодеяние, и пока передал с посланным, что когда свершит дневной ритуал, сам придет
к монаху. Тот понял, что брахман просто не решается принять от него угощение, но решил, что сможет
уговорить его при встрече. Поэтому спустя немного времени он снова послал к Чанакье спросить, не закончил
ли уже риши свои дела и молитвы. Такая настойчивость в первый момент вызвала у брахмана раздражение, и он
хотел было ответить презрительным отказом, но уже в следующую минуту передумал. “Негоже, — подумал он,
— в моем положении отказываться от помощи и дружбы, откуда бы она ни пришла, и рассчитывать, высоко ли ,
низко ли стоит тот, кто может быть полезен в моем деле. В нужде и соломинка может пригодиться”.
Решив так, он смирил свою гордость и сказал посланцу:
— Я иду с тобой. Веди меня.
Буддист его ждал. Когда Чанакья вошел, монах поднялся с места, чтобы приветствовать его, и снова
предложил брахману трапезу. Чанакья опять заколебался и ответил:
— Монах, будет лучше, если ты укажешь мне, где можно достать хлеб и другую снедь, — может быть,
пошлешь человека, которой покажет мне лавку. У меня есть деньги, и я смогу купить себе еду. Не утруждай
себя. Я и так в неоплатном долгу перед тобой за то, что ты сделал для меня. Ведь я не в состоянии ответить тебе
такой же услугой. А помощь следует принимать лишь тогда, когда сам можешь ее оказать.
Выслушав Чанакью, монах слегка улыбнулся и сказал:
— Благородный брахман! Справедливы твои речи. Но от доброхотного
отказываться грех. Гаутама Будда учит нас, что услуга гостю — первейший долг и первейшая добродетель. Ты
здесь чужой, и сейчас уже негде тебе раздобыть для себя пищу. Так прими же эти овощи и плоды. Это тебя ни к
чему не обязывает. Я вовсе не собираюсь препятствовать тебе поступать завтра так, как ты захочешь. У меня
1 В а й ш ь я — член третьей из четырех основных индийских каст, касты свободных земледельцев, торговцев и
ремесленников.
2 Правила ритуальной чистоты запрещали брахманам принимать пищу, приготовленную руками не брахмана; это
запрещение не распространялось на пищу, употребляемую в сыром виде.
лишь одна просьба: пока ты останешься в Паталипутре, позволь мне оказывать тебе помощь. И не стесняйся
спрашивать все, что тебе нужно. Я следую наставлениям благостного Будды, а потому действую без корысти.
После этих слов монаха Чанакья смирился. Он выбрал немного из предложенных кореньев и плодов и
ушел к себе на берег пруда. Там он приготовил еду и, покончив с. трапезой, сел, размышляя о дальнейшем. Так
наступило время заката, в храмах зажгли светильники.
Когда живущие на деревьях и лианах птицы стали возвращаться в свои гнезда, Чанакья подумал, что пора
выполнить вечерние обряды. Закончив их, он сказал себе, что пришел в Паталипутру не для укрепления своего
благочестия. Что толку сидеть здесь одному? Нужно искать уязвимые стороны самого раджи, узнавать, кто его
тайные недоброжелатели и что надо сделать для того, чтобы повернулись против него людские души.
Главное сейчас — нащупать пружины внутренней жизни Магадхи, понять положение дел в государстве.
Тогда только и можно браться за дальнейшее. Так почему бы не начать с этого самого монаха? Буддисты
наверняка лелеют надежду вовлечь в свою веру и царскую семью. А уж монах обязательно должен знать, как
обстоят дела в царском доме. “Придется забыть пока о брахманском достоинстве, — сказал себе Чанакья, —
если я хочу получить трон Магадхи для своего воспитанника. Военные хитрости пристали скорее природе
кшатриев, а я брахман. Но мой ученик — кшатрий, и я должен руководить им. Ради пользы дела придется
поступиться долгом брахмана. Какой смысл отказываться от общения с монахом? Наоборот, отправлюсь-ка я
теперь же побеседовать с ним. Может быть, узнаю что-нибудь полезное для себя”. И Чанакья пошел в
монастырь.
Монах принял его, усадил с почетом. Вскоре после начала беседы Чанакья уже подробно расспрашивал о