Чандрагупта
Шрифт:
Чандрагупта. Можно не сомневаться, что она будет беречь и сторожить его не хуже, чем тигрица своего
детеныша. Однако и мне надо быть начеку. Если с ним что-нибудь случится, то конец всему. Хорошо, об этом
довольно. А что же делать дальше? Мало учинить раздор внутри царского дома. Чтобы давшее трещину здание
рухнуло, необходим толчок извне”.
Брахман вспомнил о Парватешваре. Если через посла намекнуть ему, что настал благоприятнейший
момент для нападения на Дханананда, да еще пообещать помощь
сатрап такой возможности не упустит. А посол его только и ждет случая отомстить радже Магадхи за прежние
унижения. Однако, разбив Нандов, Парватешвар сам заявит право на престол Паталипутры. Этого-то и не
нужно допускать. Необходимо сделать так, чтобы ко времени разгрома Дханананда не осталось в живых никого
из его наследников, и тогда придет самое время раскрыть тайну Чандрагупты, единственного оставшегося в
живых и первого сына Дханананда. И когда народу придется выбирать между Парватешваром и Чандрагуптой,
он, конечно, предпочтет чужеземцу законного наследника трона. В крайнем же случае Парватешвара можно
будет тайно убрать.
Конечно, продумать наперед все действия невозможно, во многом придется поступать судя по
обстоятельствам. Всего не предусмотришь. Сейчас перед нами три основных задачи: во-первых, подстроить
гибель Нандов, во-вторых, прибрать к рукам Бхагураяна, под началом которого находится все войско раджи, и, в
третьих, нащупать пути к встрече с послом Парватешвара. Средство погубить Нандов должно быть совершенно
надежным, потому что неудачная попытка насторожит Дханананда и все может рухнуть. Подружиться с
Бхагураяном — дело более простое. Чанакья знал по некоторым сведениям, что главный военачальник не очень
высокого мнения о своем радже. Была у того и личная обида на раджу. Когда понапрасну очернили Мурадеви,
часть вины пала и на Бхагураяна. Ведь это он добыл красавицу в битве и привез ее своему радже. Бхагураяну
поставили в вину, будто он выдал шудрянку за дочь кшатрия, чтобы ее будущему отпрыску достался священный
престол Магадхи, и с тех пор военачальник находился в опале. Надо думать, что он до сих пор таит гнев и
обиду на своих недоброжелателей, на тех. кто оклеветал его заодно с Мурадеви. Можно сыграть на этих его
чувствах и привлечь на свою сторону могучего союзника. Самый верный способ заручиться его помощью —
открыть ему тайну Чандрагупты. Но это крайнее средство. Пока есть надежда поразить цель обыкновенной
стрелой, не стоит пускать в ход единственную, заговоренную, которая бьет без промаха.
Привлечь на свою сторону Бхагураяна — это девять десятых всей задачи. Ведь в его
— армия. Останется лишь один сильный и опасный противник — первый министр раджи Дханананда Ракшас.
Этот никогда не изменит своему долгу, не предаст своего господина — и тут ничего не сделаешь ни посулами,
ни угрозой. Ракшас — преданнейший слуга Нандов, и он будет служить им, пока жив останется хоть один
птенец из их гнезда. А если погибнет род Нандов, если и следа их не останется на этой земле, он всю свою
жизнь положит на то, чтобы отомстить за их гибель.
“Но ничего, — усмехнулся про себя Чанакья, — у меня найдется средство усмирить и Ракшаса. Все, что
он замыслит против нас, обернется против него самого. И в конце концов он еще станет первым министром и
верным другом Чандрагупты. Я-то сам всего-навсего брахман, и цель моей жизни — постигнуть суть бытия. Я
не алчу ни власти, ни богатства, я чужд желаний, но одно живет во мне — исполнить клятву и возвести на
престол Паталипутры, сделать властелином империи Магадхи отрока, посланного мне судьбой. И я не совершу
греха. Напротив, будет высшей справедливостью вернуть то, что принадлежит ему по праву рождения. Разве не
справедливо заслуженное возмездие? И разве не заслужил кары тот, кто посмел оскорбить подозрением
благочестивого, образованного и пекущегося о его же благе брахмана; тот кто в ответ на благословение сначала
оказал милость и покровительство, а потом, наслушавшись советов корыстных завистников, взял назад свое
царское слово?”
Как прибой в океане, бились мысли в голове у Чанакьи. Когда под конец он вспомнил об оскорблении,
нанесенном ему при дворе Нандов, живо представились его взору события того дня. Вот он с достоинством
вошел в царский совет и благословил раджу; вот, увидав его горделивую поступь и величественную осанку, все
пандиты смешались и стали бросать на него горящие злобой и завистью взгляды. Чанакья хорошо запомнил
лицо того брахмана, который, когда раджа оказал почет пришельцу, поднялся со своего места и повел коварные
речи, смущая подозрением душу раджи. И раджа пошел на поводу у низких корыстолюбцев! Чанакья запомнил
каждое слово своего проклятия, посланного легковерному радже, — слова эти до сих пор горели в его душе,
точно выжженные огнем. Он запомнил каждый свой шаг, когда, поруганный, покидал государственный совет.
Он снова, как в зеркале, увидел себя: гневного, оскорбленного, пылающего жаждой мщения. И вновь с его уст
слетели слова проклятия:
— Запомни, глупый раджа! Оскорбив благородного и благочестивого брахмана, ты словно наступил на
черную кобру. И теперь эта змея укусит не только тебя, она изведет весь твой род до последнего семени. Это