Чандрагупта
Шрифт:
и быстрое решение. Кто знает, долго ли все будет оставаться к тайне. Если что-нибудь станет известно, враг
поведет себя осторожнее и придется расстаться по крайней мере с половиной надежд”.
Свои опасения Чанакья высказал Бхагураяну. Однако тот все еще не был уверен, следует ли ради успеха
дела обращаться за помощью к врагам Магадхи. События могли принять весьма нежелательный оборот, если бы
неприятеля не удалось сразу изгнать из ее пределов. Кроме того, хотя Бхагураян
помочь устранить Дханананда и возвести на престол Чандрагупту, тем не менее у него не было особого желания
делать это своими руками. Нерешительность Бхагураяна и объяснялась тем, что он искал выхода из этих
противоречий… Между тем Чанакья, боясь оттолкнуть военачальника излишней настойчивостью, решил
повременить с ним и заняться другими приготовлениями. Чанакья поклялся возвести на трон Чандрагупту, не
только лишив Дханананда престола, но и уничтожив его и всех его возможных наследников, и теперь все
средства и способы для него были хороши. Мы уже говорили, что это был человек, который не задумываясь
осуществлял свои намерения, когда представлялся благоприятный случай. Не таков был Бхагураян. Чанакья
видел, что оскорбленный воин, несмотря ни на что, все еще считает Дханананда своим повелителем, и ясно
понимал, что мысль о низвержении раджи не дает ему покоя. Подчинить Бхагураяна своей воле можно было
только окольным путем.
Однажды у Бхагураяна возникла идея, которая, как ему казалось, должна была понравиться Чанакье, и он
отправился к брахману.
— Мудрый Чанакья, у меня есть одно соображение, — сказал он входя. — Если оно вам понравится,
считайте, что цель наполовину достигнута. Я уверен, что эта идея придется вам по душе. Мне кажется, она
принесет успех.
— Мысли твои всегда плодотворны, полководец, — ответил с улыбкой брахман. — Я это знаю, у меня
уже есть опыт. Говори, в чем дело. Я сгораю от нетерпения.
— Дело в том, — сказал Бхагураян, — что нужно рассказать махарадже всю правду. Сейчас он влюблен в
Мурадеви. Это всем известно. А когда он узнает подлинную историю Чандрагупты, то наверняка отошлет
Сумалью прочь и посадит на трон своего первенца. Если мы поступим таким образом, то незачем будет
обращаться за помощью к чужим и не нужно будет опасаться последствий вражеского вторжения.
В то время как Бхагураян говорил, по лицу Чанакьи пробежала тень; он нахмурился и, прищурившись,
стал смотреть куда-то мимо военачальника. Но Бхагураян ничего не заметил. Он был целиком поглощен своей
идеей, заранее решив, что она должна понравиться Чанакье. Бхагураян еще не кончил говорить, как Чанакья
вдруг одобрительно
— Да вы тонкий политик! — воскликнул он. — Мне недаром всегда казалось, что вам следовало бы быть
на месте Ракшаса. Мысль неплоха, но вы сами знаете, что выполнить это будет не так-то просто. Нужна
большая осторожность, иначе можно все испортить.
— Уж не думаете ли вы, — продолжал брахман, — что Ракшас не будет нам препятствовать? Он очень
любит Сумалью, и если Дханананд лишит его трона, а царем сделает Чандрагупту, которого министр считает
шудрой, то Ракшас вряд ли станет так же верно служить новому радже. Скорее всего министр попытается его
уничтожить, как это уже он пытался сделать однажды. Есть еще причина, почему Ракшас не примет сторону
Чандрагупты. Тот не глуп, как Сумалья. В государственных делах он станет поступать так, как сам считает
нужным, И разве Ракшас не начнет опасаться, что Дханананд, который будет покровительствовать Чандрагупте,
может разжаловать своего министра? Конечно, Ракшас предан Дханананду, но сейчас трудно сказать, как он
поведет себя, когда узнает, что уже не пользуется прежней властью. Нам нужно постараться уменьшить влияние
министра, а для этого мы должны сделать так, чтобы раджа и народ были им недовольны. Все наши усилия ни к
чему не приведут, пока мы этого не добьемся. В конце концов нам удастся привлечь Ракшаса на свою сторону.
Но до тех пор, пока Ракшас не будет уверен, что Бхагураян такой же искушенный политик и так же предан
радже, как и он сам, мы ничего не сможем поделать с министром. Ему нужно показать нашу силу и правоту.
Бхагураян слушал Чанакью и молчал. Брахман часто говорил ему, что Ракшас не даст осуществить
замысел, когда узнает о его существовании, и что нужно застать министра врасплох, пока он ничего не
подозревает. Чанакье удалось во многом убедить военачальника, но Бхагураяна все еще мучили сомнения, ему
иногда казалось, что он совершает предательство.
Чанакья видел, что Бхагураян сидит в глубокой задумчивости, и снова, как бы между прочим, сказал, что
любой их шаг будет связан с большими трудностями, если они не вызовут у народа и у самого раджи неприязни
и подозрений в отношении Ракшаса.
— А после этого, — продолжал брахман, — уже нетрудно привлечь Ракшаса на нашу сторону или по
меньшей мере обезвредить его.
Чанакья говорил так, будто он просто разговаривает с самим собой, а не внушает собеседнику давно
обдуманное. Все это произвело на военачальника то впечатление, на которое брахман и рассчитывал. Бхагураян