Чарованная щепка
Шрифт:
Материнское сердце билось торжеством.
Себастьян дождался, пока избушка затворилась, постоял еще немного, качая хлипкое воротце, лишь затем обернулся и принялся ощупью выбираться назад.
Определённо, в другой раз нужно сомневаться меньше.
Впервые за долгое время древесник дурно спал.
В "Улитках" натопленный уют старой усадьбы располагал забыться чуть не по пути к подушке – тем более, что магические коды обычно занимали его допоздна. Переезд в Итирсис юношу взволновал порядком: целые две ночи кровать казалась узкой, одеяло – колким, но на
Сегодня снова все было не то. Колючесть одеяла возрастала сообразно тому, как он сначала припоминал хитрости дневной работы, потом свое провожание юной помощницы, затем думы перескакивали на странную Леонору и дивную скрипку, после чего вновь обращались к трудам у дерева.
Себастьян то растворял, то захлопывал окно, все не находя удачного соотношения свежести и тепла. В третий раз подскочив, чтобы задернуться от издевательской луны (могла бы подсветить, когда он ломал ноги на окраинах!), древесник замер посреди своей комнатушки.
Код на дереве и код на скрипке – вот что не давало ему покоя. Догадка пробилась сквозь мысленный круг и ослепила ясностью: это чары одного и того же гения!
Построение блоков, их величина и дробление, прочие признаки почерка артефактора – все сходилось, все стало очевидным на стволе, лишившемся защиты. Это значит, что при отсутствии событийных ниточек, ведущих от дерева, можно искать те, что тянутся от скрипки.
Едва задремав под самое утро, он поднялся очень скоро, поверг в изумление раннюю пташку Виолу, перехватил вареное яйцо, оставив половину белка на скорлупке, и помчался наружу.
Он должен уговорить Леонору Эмильевну рассказать все главе Земского приказа.
Повернув на улицу, Себастьян споткнулся о кочку уже среди белого дня – в низкую дверь вязуньиной избушки стучал Алессан.
Древесник сбавил ход, не понимая хорошенько, удивило ли его само присутствие здесь младшего Алвини или то, что он стучится. Подумал было, что догадку его опередили – но ведь даже Алессан не слышал кода, а приказничие не видали и собственно скрипки.
Каким ветром сюда занесло этого франта в черном камзоле?
Леонора, отворив, удивилась все-таки меньше.
Брови ее гневно свелись к переносице – следовало ждать, что вчерашняя встреча дочери с Диего не была случайной. Что ж, защищать ее свободу она будет до края своих сил – благо, та уже в совершенных летах и горьким пряником дворцовой жизни ее сманить не просто.
– Доброе утро, Леонора Эмильевна, – младший Алвини улыбнулся с обаянием долгожданного визитера и слегка изогнулся в поклоне.
Леонора не двинусь, поставив руку на дверной косяк, как будто это могло сколько-то помешать магу пройти внутрь. Однако, тот не рвался силой.
– Где и когда я могу говорить с вами тет-а-тет? – осведомился он едва слышно.
Леонора помедлила. Лучше не бежать от разговора, пока ее вообще спрашивают об удобстве. Арис была на дворе позади дома, полоскала перевязанную тунику – дивный шанс обозначить свою позицию немедленно.
– Нынче, Алессан Диегович, если вы будете кратким, – сказала хозяйка и, храбро показав спину, вернулась в клеть на негнущихся ногах.
Лис аккуратно вошел, старательно притворил за собою наружную и сенную двери, осмотрелся очень бегло. Женщина встала у старой печи, сцепив кисти в замок.
– Я пришел к вам легатом, – произнес он, смакуя каждое слово. – Его высочество передает поклон своим законным супруге и дочери.
Плечи Леоноры вздрогнули куда заметнее, чем она того хотела. Ей потребовалось слегка прислониться к печи, но из пересохшего горла никак не рождался очевидный вопрос.
Алессан поклонился еще раз, чуть глубже, теперь от имени царевича, и продолжил ворковать в ответ на неозвученный отклик:
– Да, он в свободен и он в Итирсисе.
Юноша всем нутром сознавал, что рожден быть сияющим вестником пафоса, и млел от каждого им же сказанного слова. Все утро прокручивая сценарий в голове, Лис намеревался предложить ослабнущей женщине стул, но, как на грех, в доме обретались только неказистые лавки. Поморщившись при одной только мысли о производимом ими скрежете, он оставил их скучать у стола, жестоко лишив роли в представлении. Для красивой левитации они тяжеловаты, а наклоняться в третий раз – увольте.
Леонора – тут он угадал – совсем влилась обмякшей спиною в печь и прижала к губам ладони.
"Боже мой, только бы не разрыдаться!"
– Он искал нас? – вымолвила она, наконец.
– Флавий Максимилианович искал только вас, госпожа Терини. Об Арис он узнал вчера ночью, – юноша расширил свою улыбку. – Могу сказать – а я присутствовал при этой сцене – известие соделало его счастливейшим из смертных.
Не разрыдаться не получилось. Всхлипы удалось придержать, но предательские слезы все-таки явились на лице, позоря ее перед самодовольным сыном Диего.
– Они виделись? – спросила она еще труднее.
– Леди Арис поразила его своим умом и очарованием в Приказе, – заверил юноша, источая любезность, – но лишь после ее ухода открылась ему истина. Как видно, от Арис она сокрыта до сих пор – и его высочество благодарит за вашу верность данной клятве. Если только это возможно, он мечтал бы присутствовать, когда вы решите рассказать о нем дочери.
– А я могу это сделать? – неверяще произнесла она.
Здесь полагалось напустить щепотку трагики, и руки Алессана безвольно повисли.
– К сожалению, обстоятельства все еще не позволяют заявить о вашем браке открыто, – сокрушенно тряхнул он головой. – Однако, он возвращает ваше слово – если сочтете нужным, вы можете говорить правду кому угодно и в любое время.
Алессан вытащил из-за пазухи сложенное письмо с оттиском личного перстня Флавия.
– На случай, если вы сомневаетесь в полномочиях вашего покорного слуги, – передал он.
В эту минуту окно донесло голос младшей хозяйки, чем-то приятно удивленной – ответил ей взволнованный голос господина Карнелиса. Гремя пустой мокрой кадкой о двери, в клеть споро вошла Арис, после нее ступил и Себастьян. Крохотный дом готов был трещать по швам от наплыва благородных лиц.