Чарованная щепка
Шрифт:
– Тетушка больна уже пятый год? – припомнила гостья осторожно и тоже потянулась к малиновой сладости.
– Пять зим назад внезапно вернулась с гастролей с жалобой на хворь, поставила чехол со скрипкой в угол и слегла. – Арис без охоты воскрешала тот день в памяти, но деликатная Селена доселе о многом не вопрошала, а теперь имела право на знание. – Поначалу матушка еще поднималась часто и могла даже домовничать, хотя утомление подступало все быстрее. Теперь же она почти бессильна. Я страшусь за ее разум. Напрямую болезнь его не затронула, но он едва успевает проснуться, как снова оказывается
Думать об этом было страшно. Пока еще матушка имеет ясный ум, но уже не всегда может позаботиться о себе. Сон все сильнее манит ее забыть о пище и гигиене – и все равно, поднимаясь раз за разом, она продолжает искать себе хлопоты.
– Тетушка удивительная даже сейчас.
Селена посмотрела на занавеску, укрывшую сон Леоноры. Этот чай с привкусом тоски, узкая лавка, невольно приоткрытая жизнь соседки сподвигли девушку негромко задать вопрос, на который она прежде не отваживалась.
– Твоя мама ведь не из простых, правда? Даже в речи она не похожа на нас.
Арис дернула уголком губ, но не сумела улыбнуться, уставившись на темные бревна стен.
– Если бы я могла знать это точно, – вздохнула она, наконец.
Селена безмолвно ждала продолжения, и собравшись, Арис действительно решилась поведать больше:
– Когда я родилась, матушка арендовала дом в каком-то богатом квартале. Я плохо его помню, но иногда он является мне во снах с ореолом роскоши и сказки – хотя едва ли он был велик на самом деле. Кажется, у нас была даже кухарка.
Порой Арис хотелось узнать у матери, где расположен этот дом, можно ли взглянуть на него теперь – но она так и не решилась ворошить свои детские видения.
– Мы жили очень замкнуто, как будто в ожидании чего-то, – сказала она вслух. – Матушка отдавала много сил моему воспитанию, вероятно, имея в виду иное будущее, чем наша избушка. Я подросла и стала задавать вопросы, но большинство из них мне прояснить не удалось. Матушка называла свою девичью фамилию Талео, однако, возможности разведать что-либо о реальности этой династии мне не предоставилось.
Арис замолчала снова, сделав глоток и уже привыкая к резкому привкусу дареного напитка. Многим хотелось еще поделиться, но есть вещи, которые не обсуждают даже с подругой.
Много ли правды было в том немногом, что поведала ей матушка? Даже в самые задушевные минуты она избегала говорить дочери об отце. Неизменно жестко стояла лишь на том, что его забрала последняя война с Тассиром, но брак их был честным. Говорила, теперь они с дочерью носят другое родовое имя, только ни разу его не назвала и прятала глаза. Историю встречи матери с отцом или хотя бы намек на его род его войска Арис ни разу выпытать не удалось. Спрашивать бумагу о венчании казалось уже сущим предательством. В конце концов, она оставила расспросы, несущие матушке скорби.
По речам и умениям Леоноры Эмильевны было неоспоримо, что другую жизнь она видела близко – но была ли ее частью? Талантливая к сочинительству, быть может, и свадьбу придумала для себя и людей, покрывая душевные раны и защищая дочь.
Арис медленно водила пальцем по ободу некрашеной глиняной пиалы. Продолжать начатый рассказ было непросто, но держать в себе оказалось еще тяжелее.
– Мне было около восьми, когда дом пришлось оставить и перебраться сюда. Полагаю, почти все ценное было на тот момент уже распродано, разве что любимую скрипку матушка не решалась променять на серебряные луны. Это оказалось мудрым решением – через четыре года, она оставила меня подлетком на поруки добрых соседок и начала гастроли со знаменитым оркестром "Голос Ладии". Матушка очень музыкальна – это дало нам, наконец, возможность достойного заработка. Порой мне кажется, что это время было самым счастливым для нее. Я знаю, что она переживала за меня и мучилась виной, но рассказы о поездках по империи, об успехе их музыки – переполняли ее восторгом.
– Я помню, – добавила Селена, – иногда, возвращаясь, она позволяла всей улице собраться и слушать ее игру. Мы плакали, не зная сами отчего.
Арис тоже вспомнила те летние воскресные вечера, когда соседи собирались в скудном дворике, садясь на принесенные лавки, низкие скамейки или прямо на землю – и жадно вбирали музыку матушки, сдобренную неспешными речами о дальних краях. Она могла говорить им что угодно – спорить никто не брался, от мала до велика все пребывали под гипнозом ее смычка и слов без малейшей магии.
– Болезнь ее началась в мои пятнадцать, – сказала она. – Все, что скопила матушка, ушло на лекарей. Они только разводили руками, сойдясь на одном: хвори нет, но что-то пьет ее силы и наводит неодолимую дремоту. Внутри нее причину так и не нашли, чужих артефактов тоже не обнаружили. Она просто угасает безо всякой боли. Проснувшись, бросается что-то делать, хочет жить, но этого хватает теперь едва на час, а снадобья для придания сил, похоже, никак уже не действуют. Порой весь час она только играет на скрипке, не то хватаясь за прошлое, не то с ним прощаясь.
– Маги тоже не сладили? Наверное, брали дорого? – спросила гостья.
– Немногие согласились провести осмотр за нашу скудную плату, но и с них толку было мало. Вердикт не изменился. Я готова была обивать любые пороги, но матушка вдруг отрезала, что больше расходов на магов она не благословляет.
– Неужто тетушка поверила, что ты бросишь искать помощи? – зная искреннюю близость подруги с матерью, Селена изумилась.
– Мне пришлось, – горько улыбнулась Арис. – Узнав, что я продолжила поиски дельного мага, она весьма рассердилась и как будто с неохотой призналась, что старые связи позволили ей наведаться в дом одного из сильнейших чародеев Ладии. К несчастью, его вердикт ничем не отличался, потому она запретила дальнейшие бессмысленные траты. Мое недоверие к ее решениям очень оскорбило матушку. Всего раз я еще сумела привести чародея, но матушка гневно отвергла его услуги.
В самом ли деле болезная сумела добиться приема у кого-то из Магистров, Арис не ведала. Здоровье Леоноры еще позволяло ей бывать вне дома, но прежде о подобных знакомствах она умалчивала.
– Когда среди нас явилась Лея Сальвадоровна, я попыталась вновь говорить с матушкой об осмотре. Во всяком случае, Лея бы нас не разорила, зато могла подарить еще каплю надежды. Однако, матушка не пожелала и слышать об этом. Магические книги – моя последняя возможность искать выход, не нарушая запрета, – скорбно подытожила Арис.