Чарующий вальс
Шрифт:
Ричард бродил по парку до рассвета, потом вернулся к себе и наконец заснул крепко и без сновидений. Встал он около полудня, и ехать к Ванде было уже поздно. Он решил нанести визит баронессе Валузен на следующий день и рассказать девушке всю правду.
Он не может больше притворяться, он не из тех, кто позволит сломать себя и растоптать ради денег. Все эти интриги противны его натуре, его английскому воспитанию. В юности он несколько раз встречался со своими русскими родственниками по линии бабушки, но не обращал внимания на их странное поведение. Только со временем вспомнились ему недомолвки гостей, их напряженные взгляды, фальшь в голосе и неестественные улыбки. Вена открыла ему глаза на правду: царское окружение не могло жить по-другому. Слежка стала частью жизни этих людей.
Теперь Ричард понял, что ему не следовало соглашаться на интриги царя против Меттерниха. Он решил поговорить обо всем с Александром и отказаться от своей унизительной роли двойника. Даже если кончится все плохо, совесть его будет чиста. Но Ванде он признается во веем еще раньше. Ведь это он ее обманул, а теперь просто обязан повиниться перед ней.
Он был уже одет, когда вошел слуга и сообщил, что его ждет царь. Ричард должен был сопровождать его в очередном визите, которые монархи наносили друг другу. Опять одни и те же разговоры, те же ложь и притворство и немного последних сплетен.
Сегодня после обеда предстояло санное катание, где ему также необходимо было присутствовать. Снег пушистым ковром покрыл землю, за ночь подморозило дороги. Огромная толпа народа собралась на площади, где стояли санные повозки. Они были расписаны в яркие цвета и отделаны позолотой. Монархов пригласили в сани, обитые изумрудно-зеленым бархатом, мехами. Серебряная сбруя лошадей, украшенная эмблемами австрийского императорского дома, переливалась на солнце, весело звенели колокольчики. Когда все устроились, раздался барабанный бой и процессия тронулась. Впереди, прокладывая путь, ехал кавалерийский отряд; за ним в огромных санях, которые тащила шестерка лошадей, находились музыканты с литаврами и трубами. Медленно проехав по главным улицам Вены мимо приветствующей толпы, санный поезд направился в Шенбрунн.
В первых санях ехали, укутавшись в меха, император Австрии Франц и русская императрица.
Ричард был почти уверен, что окажется в одних санях с Екатериной, и удивился, увидев рядом с собой графиню Софию Зичи, которая, как упорно утверждала молва, старалась привлечь внимание русского царя. Александр, однако, почти не замечал Софию, она казалась ему скучной после того, как он познакомился с ее золовкой, и звание, каким он наградил ее — земная красавица, — едва ли можно счесть комплиментом после «небесного» титула, каким он одарил Юлию. Ричард обратил внимание на оживленное лицо Софии и даже с удовольствием слушал ее болтовню. Он подумал, что царь напрасно игнорирует девушку и тщетно пытается завоевать Юлию, которая уже отдала свои симпатии Меттерниху.
Постепенно все гости съехались ко дворцу, и санный поезд расположился вокруг замерзшего озера, где было множество конькобежцев, одетых в национальные костюмы народов Северной Европы. Ричард поймал себя на том, что невольно разглядывает толпу гостей в поисках Ванды и рассердился на себя — это уже стало навязчивой идеей. Появились первые слуги, и тех, кто остался в санях, обносили горячими напитками. Графиня София взяла в руки бокал.
— Может быть, выпьем за ваши глубокие мысли? — услышал Ричард ее голос и понял, как грубо он себя ведет.
— Простите, что я так невнимателен к вам. Я задумался о своих несчастьях, вместо того чтобы хоть немного развлечь вас.
— По-моему, вы влюблены. Все признаки налицо.
— Странно, но это действительно как раз то, над чем я думаю, не могу понять — влюблен я или нет.
— Только сердце скажет вам правду.
— Боюсь, я не могу больше доверять ему, — грустно заметил Ричард.
— Тогда поверьте мне, — улыбнулась она. — Моя интуиция говорит, что вы влюблены по-настоящему и, может быть, впервые в жизни.
— Почему вы так уверены?
— Возможно, порой я бываю ясновидящей, — ответила она. — Кроме того, ваш вид говорит об этом, взгляд… Вы очень ждете этой, любви, но боитесь, что она только плод вашего воображения.
Ричард поднял свой бокал.
— Я пью за ваши прекрасные глаза, — сказал он. — Интересно, что принесут мне ваши слова — радость или горе?
Сказанные легким тоном, словно невзначай, слова Софии постоянно звучали в его ушах, и, когда забили барабаны, возвещавшие о конце праздника, и сани повернули к столице, он был уверен в одном — во что бы то ни стало нужно увидеть Ванду.
Он твердо знал, что скажет ей, и надеялся: она поймет его. Сердце нетерпеливо билось и радостно твердило ему о любви, а разум пытался остудить его и вернуть к действительности.
В сумерках лошади резво бежали через заснеженные поля к Вене; весело звенели колокольчики, пьянящий воздух кружил головы закутанных в меха седоков.
— Я тоже влюблена, — вдруг доверительно сказала графиня София.
— Будьте осторожны, — предупредил ее Ричард. — Подумайте, кому вы отдаете свое сердце.
Она рассмеялась.
— Но ведь мы не можем выбирать, кого любить. Любовь просто приходит и все. Неужели вы не знаете этого?
Он кивнул. Да, София была права. Ему вспомнился первый чарующий вальс, лицо Ванды, когда она сняла маску и он увидел синие глаза. Если любовь пришла, от нее уже не уйти.
Когда они вернулись в Хофбург, было довольно поздно, и он не успевал навестить Ванду до обеда. Пока он переодевался и размышлял, удастся ли ему увидеть ее вечером, вошел слуга и сообщил, что царь и весь двор обедают сегодня у графа Разумовского.
— Господин, они словно нарочно занимают вас целыми днями. Вы даже не можете отдохнуть пару часов, — недовольно проворчал Гарри.
— Я уверен, это скоро пройдет, — ответил Ричард.
— Господин, я вижу, как вы устали от бесконечных переодеваний и расшаркиваний, у вас такой измученный вид. Нужно отдохнуть. Денек настоящей охоты за фазанами или лисами был бы вам очень полезен.
— Замолчи ты, черт возьми!
Ричард нечасто покрикивал на Гарри, но сейчас в его голосе звучало отчаяние. Слова слуги вновь пробудили в нем ностальгию, которая была почти невыносима. С острой тоской он вдруг вспомнил пустое, заколоченное здание, которое привык называть своим домом. Хотелось лететь в этот далекий заброшенный угол. Леса, должно быть, полны фазанов; верный пес ждал бы его, беспокойно озираясь по сторонам, прислушиваясь к лаю других собак, откликающихся на призыв охотничьего рога.